Поэтому вместо того чтобы сказать правду, Дэвид попытался убедить отца в том, что ничего страшного не происходит, а если даже так, то это в любом случае ненадолго.
– Может быть, у нас у всех сейчас такой сложный период, – предположил он. – Ну, ты же понимаешь, бывают разные периоды…
Отец улыбнулся.
– Думаю, что понимаю, – усмехнулся он. – Вот только Молли очень тяжело переживает этот ваш период. Мне кажется, она чувствует, что не справляется со своими обязанностями как мать и не может вести большой дом.
– Ну уж нет, – отозвался Дэвид. – Она не должна себя так чувствовать. Мы все считаем, что она замечательная. Все, кроме…
– Кроме кого?
– Я подумал про Аманду.
– И что именно ты про нее подумал?
Дэвид понял, что попался. Он отлично знал, что Аманда вряд ли будет в восторге, если он расскажет отцу, что она ненавидит собственную мать. Джеффри Стэнли это тоже не понравится.
Поэтому мальчик сказал лишь:
– Ну, Аманда, конечно, хотела бы жить со своим отцом, мне так кажется. Она ведь очень его любит.
Отец взорвался:
– Аманде еще многому нужно поучиться, в частности понять, что значит любить!
– Это как? – спросил Дэвид.
Отец на мгновение задумался, потом покачал головой.
– Ну, чему и когда должна научиться Аманда – это не наше с тобой дело. Нам с тобой надо разобраться с нашими проблемами. Или как ты их там называешь – периоды?
Дэвид невесело улыбнулся:
– Да, периоды. Наверное, так. После того как мы переехали за город, в семье появилась новая мама, и все произошло так внезапно… неудивительно, что у младших начался некий период привыкания к этому. Но я уверен, что все наладится. Думаю, скоро всё придет в норму.
Дэвид знал, о чем говорил, потому что день молчания был последним испытанием, и теперь впереди осталась только долгожданная инициация. А этот ритуал, по его мнению, вряд ли мог принести какие-то осложнения или навредить обстановке в семье.
Минуло еще три дня, пока всем детям удалось пройти испытание молчанием, – Дэвид решил, что разумнее всего делать это поодиночке. Так взрослые будут обращать меньше внимания на изменившееся поведение детей.
Всё прошло хорошо. Поскольку Джени болтала без умолку, никто не заметил молчания Дэвида, а Дэвид, в свою очередь, старался как мог прикрыть Джени. Впрочем, ему это не слишком удалось.
Оказалось, это совсем не просто – отвлечь взрослых и сделать так, чтобы они не заметили, что Джени молчит. Отец и Молли постоянно спрашивали ее, все ли в порядке, а Джени неизменно отвечала одно: «Плохо себя чувствую», поскольку это была единственная фраза из трех слов, которую она смогла придумать. В результате Джени уложили в постель и измерили ей температуру. Позже, когда Дэвид пробрался к сестре, чтобы передать бутерброд с арахисовым маслом, который он для нее стащил, то взволновался по-настоящему: Джени была очень нервная и напряженная, лицо ее так и горело. Впрочем, лихорадки у нее не было, и Дэвид решил, что, скорее всего, ей просто трудно молчать так долго. Разумеется, на следующее утро, когда Джени болтала без остановки почти три часа кряду, Дэвид успокоился: она точно была здорова.
Так закончилось последнее испытание, и теперь их ждал ритуал инициации. Несколько дней Аманда подолгу запиралась в своей комнате и готовилась к проведению церемонии. Она обставляла всё ужасной таинственностью, и, когда Дэвид спросил, что именно она делает, девочка только ответила, что подготавливает комнату для обряда и советует им тоже подготовиться как следует.
Она, конечно, имела в виду то, что Дэвиду и детям надо подготовить ритуальные облачения. И они действительно пытались это сделать, но задача оказалась не из легких.
Некоторые требования были довольно простыми. Например, все участники должны были носить на себе хотя бы одну вещь, принадлежавшую умершему. Дэвид недавно помогал отцу убирать на чердак коробки с вещами мамы. В них была одежда и украшения, которые, по словам отца, Джени и Эстер могли бы однажды надеть. Ну и раз уж отец сам сказал, что дети могут надеть эти вещи когда-нибудь, Дэвид решил, что не случится большой беды, если они ими воспользуются чуть-чуть раньше.
Но с другой стороны, отец не разрешал детям брать что-нибудь из этих коробок, поэтому Дэвиду показалось, что те же самые вещи с чердака вполне могут подойти под другое требование и считаться еще и украденными. Но когда он сказал Аманде, что кольцо, ожерелье, шарф и перчатки, взятые из коробки с чердака, могут считаться украденными, та только презрительно усмехнулась.
– Не глупи, – сказала она. – Нужно украсть вещи у живого человека.
Дэвид всерьез испугался – еще до того как задал вопрос. Подумав хорошенько, он спросил, можно ли украсть цветы.
– Цветы? – переспросила Аманда. – Нет, это должно быть что-то такое, что ты можешь носить – типа одежды или украшений.
– Но цветы тоже можно носить. Вставляют же цветок в петлицу пиджака, вплетают в волосы. Мне кажется, у наших соседей, которые живут у дороги, что ведет в деревню, много цветов. Думаю, они даже не заметят, если несколько цветков пропадет.
– Нет, цветы нельзя, – настаивала Аманда. – И кроме того, сам факт воровства состоит не столько в том, что ты кто-то может заметить пропажу, сколько в том, что во время кражи ты можешь попасться.
– Да, – ответил Дэвид, – наверное, ты права.
В таком ключе он никогда об этом не думал.
– А тебе как это удалось? – спросил он. – Ну, я имею в виду, какую часть своего одеяния ты украла?
– Черные чулки, – ответила Аманда. – Я их украла на барахолке. Лея сказала мне, что на барахолке красть легче всего, потому что там все лежит в полном беспорядке и вокруг полно людей. Эти чулки я заметила на большом столе, где была еще куча всяких шмоток. Просто положила их в карман и ушла.
Да, идея оказалась просто блестящей: чулки небольшие, их легко взять и легко спрятать. Дэвид раздумывал, какие еще мелкие предметы можно украсть, и в голову ему не приходило ничего, кроме ювелирных изделий, но эту мысль он отбросил сразу, чтобы не подвергать опасности детей. Проблема заключалась в том, что хоть Дэвид и понимал, что воровство во имя ритуала отличалось от обычного воровства, он не был уверен, что близняшки и Блэр смогут это усвоить так же твердо, как он. Если он позволит им украсть какие-нибудь украшения для проведения ритуала, а потом в один прекрасный день кто-то из младших станет профессиональным грабителем ювелирных лавок, это будет на совести Дэвида.
И в этом случае кража чулок выигрывала. Ведь он никогда не слышал о чулочных ворах.
Но и после того как мальчик остановил свой выбор на чулках, предстояло решить еще кое-какие вопросы. В Стивенс Корнерс не было галантерейного магазина, а в город дети могли попасть только одним способом: если Молли возьмет их с собой, а она уж точно попросит объяснить, зачем им потребовалось туда ехать. Так что поездка в город отпадала.
