Взгляд Бицана упал на могильные курганы за озером в дальнем конце луга. Они стояли у соснового леса, к западу от хижины катайца. Уже три длинных ряда могил. Два года работы по погребению костей в твердой земле.
Шэнь Тай уже копал, увидел он, работая за последним из них в третьем ряду. Бицан смотрел на него, маленькую фигурку вдалеке: наклон и взмах лопаты, наклон и взмах.
Потом он посмотрел на хижину, стоящую у того же северного склона, увидел загон, который они построили для двух коз, только что сложенную поленницу дров у одной стены. Он закончил свой осмотр, повернувшись на восток, к долине, по которой к Куала Нору приехал этот странный, одинокий человек и по которой он вернется обратно.
– Там что-то движется, – произнес рядом с ним Гнам, глядя в ту же сторону. Он вытянул руку. Бицан всмотрелся, прищурив глаза, и тогда он тоже увидел это.
* * *
Тай снова приступил к рытью ямы, начатой два дня назад, в конце третьего ряда от деревьев, потому что здесь это было его работой. И потому что он чувствовал, что если сегодня не будет двигаться, работать до изнеможения, то хаос мыслей, – почти лихорадочных, после такого долгого спокойного периода времени, – захлестнет его.
Было еще вино, привезенное Бицаном. Еще один путь, как и кривой, залитый светом фонарей переулок в Северном квартале Синаня, ведущий к туманным границам забвения. Вино будет ждать его и в конце дня. Никто другой не придет его пить.
По крайней мере, так он думал, когда нес лопату к месту работы, но сегодня мир просто не укладывался в размеренный распорядок двух прошлых лет.
Тай остановился, распрямляя спину, снял свою позорную шляпу, чтобы вытереть ею лоб, и тут увидел фигурки людей, приближающиеся с востока по высокой зеленой траве.
Они уже вышли из каньона на открытый луг. Это означало, что их уже было видно какое-то время. Он просто их не замечал. Да и почему он должен был их заметить? И даже смотреть в ту сторону? Никто не приходил сюда, кроме двух отрядов военных из фортов, в полнолуние и в новолуние.
Он увидел, что их двое, на маленьких лошадях, а третья везет их снаряжение. Они двигались медленно, не спеша. Вероятно, устали. Солнце начало клониться к западу, его лучи падали на них, ярко освещая предвечерним светом.
Для припасов из крепости у Железных Ворот еще рано. Он только что распрощался с Бицаном и тагурскими солдатами. И когда сюда приезжали люди, то не по двое, и с повозкой. И уж конечно, они не приезжали к озеру во второй половине дня. Тогда им пришлось бы переночевать у него или ехать среди мертвых после наступления темноты. Явно этот день его звезды предназначили для перемен.
Они пока не подъехали близко, эти путешественники. Тай еще несколько секунд пристально смотрел на них, потом вскинул лопату на плечо. Поднял лук и колчан – он носил их для защиты от волков и чтобы настрелять птиц на ужин – и двинулся к хижине, чтобы ждать их там.
Вопрос простой учтивости, уважения к гостям, приехавшим в дом, где бы в мире он ни находился – даже здесь, за всеми границами. Тай почувствовал, как его сердце забилось быстрее, пока он шел, чтобы скорость его биения совпала с пульсом мира, возвращающегося к нему.
* * *
Чоу Янь ожидал, что его друг изменился и внешне, и в поведении, если он вообще жив, проведя здесь два года. Он готовился к ужасному известию и даже говорил об этом со своей спутницей во время путешествия, хотя она никогда ему не отвечала.
Затем у Железных Ворот, в этой жалкой крепости на краю света, ему сказали, что Тай по-прежнему среди живых.
По крайней мере, был совсем недавно, когда они привозили ему припасы к озеру Янь немедленно выпил несколько чашек вина Лососевой реки (которое вез для Тая, более или менее), чтобы это отпраздновать.
До того он не знал этого доподлинно.
Никто не знал. Когда он покидал Синань, то полагал, что путешествие продлится десять дней или около того. По имперской дороге, а потом – по цивилизованной местности до семейного дома друга, и он принесет с собой новости, которые должен сообщить. В поместье у реки Вай, где ему удалось сохранить в тайне это известие, хотя подобная сдержанность была ему совершенно несвойственна, юный Шэнь Чао – единственный ребенок, оставшийся в этом доме, – сообщил ему, куда уехал Тай еще целых два года назад.
Янь сначала не мог в это поверить, но потом, размышляя о своем друге, поверил.
В Тае всегда было нечто такое, что отличало его от других. Слишком много нитей сплелось в одном характере: вызывающее смущение сочетание солдата и ученого, аскета и собутыльника среди поющих девушек. Наряду со вспыльчивостью. Неудивительно, что один из их друзей, Синь Лунь, однажды сказал, что Тай всегда рассуждает о необходимости равновесия, когда выпьет слишком много чашек вина. Лунь всегда шутил насчет того, как трудно бывает сохранить равновесие, когда, шатаясь, идешь домой по покрытым грязью улицам, выпив слишком много вина.
Тай уехал очень далеко. Его семья ничего о нем не слышала с тех пор, как он уехал. Возможно, он умер. Ни один разумный человек не мог ожидать, что Чоу Янь последует за ним за пределы империи.
Янь провел две ночи в доме у женщин Шэнь и младшего сына, вместе с ними совершал поминальные обряды по их предку, делил с ними трапезы (очень вкусная еда, но, увы, никакого вина в доме во время траура). Он спал в удобной постели под москитной сеткой. Сам совершил жертвенное возлияние на могиле генерала Шэнь Гао, полюбовался памятником и надписью, прогулялся с юным Чао по саду и вдоль реки. Он был удручен и пытался решить, что теперь делать.
Как далеко может завести человека дружба? В буквальном смысле, как далеко?
В данном случае он сделал то, чего боялся и ожидал от себя с того момента, когда ему рассказали об отъезде Тая: попрощался с его родными и продолжил путь на запад, к границе, всего с одной телохранительницей, которую ему посоветовали взять с тобой еще в Синане.
Она уверяла его, что это путешествие достаточно легкое, когда он сказал, куда уехал его друг. Янь ей не поверил, но ее равнодушная манера странным образом успокаивала.
Пока он ей платит, думал Янь, ей будет все равно. Ты нанимаешь каньлиньских воинов, и они останутся с тобой, пока ты не расплатишься с ними и не отошлешь их. Или не расплатишься. Только это бывает очень плохой идеей, без вариантов.
По правде говоря, Вань-Сы была очень плохой компаньонкой, особенно для общительного человека, который любит поговорить, посмеяться, поспорить, который наслаждается звуками своего голоса, декламируя стихи – свои собственные или чужие, все равно. Приходится напоминать себе, что она – просто охрана в пути и искусные руки для устройства лагеря для ночлега, когда приходилось спать под открытым небом. Теперь это оказалось более необходимым, чем он предполагал в начале пути. Она не была другом или близким человеком, в любом смысле.
И уж конечно нечего было и думать о том, чтобы с ней переспать. У него почти не было сомнений насчет того, что она сказала бы, если бы он заговорил об этом, и совсем никаких сомнений, что она бы сломала ему пару костей, если бы он попытался дать волю желанию, которое охватывало его, когда ее стройное тело лежало рядом с ним под звездами или сгибалось и вытягивалось во время ритуальных упражнений – этих элегантных, медленных движениях на восходе солнца. Каньлиньские воины славились своей дисциплиной и тем, как эффективно они умеют убивать, когда возникает необходимость.
