– Кто может это знать?
Ли-Мэй морщится. Ей приходит в голову, что они ведут настоящую беседу.
– Я имею в виду лишь наши намерения. Куда мы едем?
Его уже стало трудно рассмотреть. Быстро темнеет. Она слышит старшего волка в траве, недалеко от них. Смотрит на небо. Высматривает лебедя.
Мешаг говорит:
– Недалеко отсюда есть катайский гарнизон. Сейчас спим, ночью поедем. Увидим его утром.
Она забыла о гарнизоне. Солдаты, стоящие на границах – здесь, на севере, на юго-западе или на западе вдоль Шелкового пути за Нефритовыми Воротами – катайцы редко думают о них. К тому же многие из них – наемные варвары, как ей известно, приехавшие из родных земель, чтобы служить императору на дальних рубежах.
Но не об этом она сейчас думает.
Рука снова поднимается к волосам. Она говорит:
– Но я не могу ехать к ним! Когда они узнают, кто я, они отвезут меня назад, к твоему брату. Ты должен понимать. – Она слышит, как повышается ее голос, пытается справиться с собой. – Император будет обесчещен, если они этого не сделают. Меня… меня послали в качестве невесты. Комендант гарнизона придет в ужас, если я появлюсь! Он… он задержит меня и отправит гонца за указаниями, и ему прикажут отвезти меня обратно! Это не…
Она замолкает, потому что он поднял руку в темноте. Когда она замокает, ночь вокруг них становится очень тихой, слышен лишь шорох ветра в траве.
Мешаг качает головой:
– Все катайские женщины так много говорят и не слушают?
Ли-Мэй, прикусив губу, решительно молчит.
Он тихо произносит:
– Я сказал, что мы увидим гарнизон. А не поедем туда. Я знаю, что они отвезут тебя на запад. Я знаю, что они должны это сделать. Мы видим стены, поворачиваем на юг. Катайская крепость – наша защита от шуоки, они к ней не приближаются.
– Вот как! – говорит Ли-Мэй.
– Я тебя везти… – Он замолкает, трясет головой. – Трудный язык. Я отвезу тебя к Длинной стене. Если поедем быстро, это всего три дня.
Но Стена, думает она… Солдаты на Стене сделают точно то же самое, к какой бы сторожевой башне они ни подъехали. Она хранит молчание, ждет.
Он говорит:
– Тамошние солдаты тоже отправить тебя обратно. Я знаю. Мы едем сквозь Долгую стену в Катай.
– Но как? – Она не может сдержаться и видит, как он дергает одним плечом.
– Не трудно для двух человек. Ты потом видеть. Нет. Ты увидишь.
Она героически молчит. Затем слышит странный звук и понимает, что он смеется.
Он говорит:
– Ты так стараешься больше не спрашивать.
– Стараюсь! – отвечает Ли-Мэй. – Ты не должен смеяться надо мной.
Он становится серьезным. Потом говорит:
– Я проведу тебя через стену сестра Шэндая. Недалеко от нее есть плоская гора. Гора Барабан, вы ее называете! Мы ехать… мы поедем туда.
Она широко раскрывает глаза.
– Гора Каменный Барабан, – шепчет Ли-Мэй.
Он везет ее к каньлиньским воинам…
* * *
Две женщины поклонились у высоких дверей в комнату Тая. Одна из них открыла дверь. Тай впустил Сыма Цяна первым. Женщины ждали в коридоре. Теперь они не опускали глаза. Было ясно, что они бы вошли, если бы он их пригласил. И также ясно, что ни он, ни поэт не получат отказа, что бы им ни вздумалось пожелать. Цянь улыбнулся женщине, которая была поменьше ростом и покрасивее. Тай откашлялся:
– Благодарю вас обеих. Сейчас я должен поговорить с другом. Как можно вас вызвать, если вы понадобитесь?
Они казались озадаченными. А Сыма Цянь объяснил:
– Они будут здесь, Шэнь Тай. Они в твоем распоряжении, пока ты не покинешь Ма-вай.
– О! – произнес Тай. Ему удалось улыбнуться. Обе женщины улыбнулись в ответ. Он осторожно прикрыл дверь. Два больших окна оказались распахнуты, шторы подняты. Было еще светло. Он не думал, что здесь они могут действительно уединиться, но не верил, что кто-нибудь захочет за ним шпионить. На маленьком, лакированном столике подогревалось вино на жаровне. Он увидел, что чашки, стоящие рядом, из золота. Тай был поражен. Цянь подошел к столику, налил две чашки. Подал одну Таю. Поднял свою, салютуя, и опустошил ее, потом налил себе еще.
– Что только что произошло? – спросил Тай.
Свою чашку с вином он поставил на столик. Тай боялся больше пить. Его еще не отпустило напряжение того собрания, которое они только что покинули. Он знал, что такое бывает и во время войны. Сегодня разыгралась битва. Его посадили в засаду, он участвовал в поединке. Не обязательно со своим настоящим врагом. Враг… Опять это слово…
Цянь поднял брови:
– Что произошло? Ты создал очень красивые стихи, и твой брат тоже. Я запишу для себя оба.
– Нет, я имею в виду…
– Я знаю, что ты имеешь в виду. Я могу судить о стихах. Но не могу ответить на другой вопрос.
Цянь подошел к окну. Выглянул наружу. С того места, где стоял Тай, он видел роскошный сад. Впрочем, сад и должен быть роскошным. Это же Ма-вай. Немного дальше к северу находились гробницы Девятой династии.
– Я думаю, за другим экраном сидел император.
– Что? – Цянь быстро обернулся. – Почему? Откуда ты…
– Я не знаю наверняка. Я так думаю. Два разрисованных экрана, и то, что госпожа Цзянь и принц делали вместе… чувствовалось, что это предназначено для зрителя, и этот зритель – не я.
– Может, и ты.
– Я так не думаю. Никогда не слышал, чтобы принц Шиньцзу вел себя так… говорил так…
Они оба подыскивали слова.
– Так властно?
– Да. Я тоже, – почти неохотно согласился Сыма Цянь.
– Он бросал вызов Чжоу. И он не мог делать это, не зная – наверняка! – что его отец об этом узнает. Поэтому мне кажется…
– Что он делал это для императора?
– Да.
Последнее слово Цяня повисло в воздухе, со всеми очевидными последствиями и всеми теми последствиями, которых они не могли видеть. Слабый ветерок за окном доносил аромат цветов.
– Ты нас видел? Оттуда, где сидел?
Тай кивнул:
– Она это все устроила. Так что же там произошло? Мне нужна помощь.
Поэт вздохнул. Снова наполнил свою чашку. Показал Таю на его чашку, и тот нехотя выпил. Цянь пересек комнату и долил ему вина. Потом сказал:
– Я провел жизнь в движении по городам и горам, рекам и дорогам. Ты это знаешь. Никогда не занимал никакого места при дворе. Никогда не сдавал экзамены. Шэнь Тай, я не тот человек, который может объяснить тебе, что происходит.
