Летом Цинь ковылял на своем костыле на теневую сторону улицы, а потом обратно, когда солнце смещалось, или съеживался в углублении стены, прячась от дождя или зимнего ветра. Нищенство приносило мало, но из имения ему приносили еду и рисовую водку – каждое утро и часто по вечерам. Если его одежда снашивалась, то однажды человек, который носил еду, приносил и новую одежду. Зимой ему выдавали накидку с капюшоном, и у него даже были сапоги. Он наловчился отбиваться костылем от собак и крыс, покушающихся на его провизию.
Прошлой осенью его жизнь даже изменилась к лучшему, хотя Пэй Цинь уже не верил, что это возможно.
Однажды холодным, ясным утром четверо слуг проделали большой путь вокруг усадьбы от выходящих на юг главных ворот к тому месту у стены на улице, где обитал Цинь. Они принесли доски, гвозди и инструменты и принялись строить для него незаметное укрытие в тесном пространстве между дубом и каменной стеной, которого не будет видно с улицы, и поэтому оно никого не будет раздражать.
На заданный вопрос они ответили, что новая наложница, Линь Чан, услышала историю Цина от одной из других женщин Чжоу – очевидно, рассказанную ей в качестве предостережения. Она навела справки и узнала, где его найти, и распорядилась, чтобы ему соорудили укрытие, а порции его еды стали более существенными после этого. Кажется, она взяла на себя ответственность за него, освободив слуг от необходимости кормить его из своих собственных порций.
Он никогда не видел ее. Ему говорили, что она красива, и пять раз (Цинь хорошо их запомнил) он слышал, как она играла на пипе в дальнем конце сада. Он понял, что это она, еще до того, как ему подтвердили, что именно госпожа Линь, которая играет и поет лучше всех женщин, любит приходить одна в беседку.
Цинь решил, что она играет для него.
К тому моменту он уже готов был убить или умереть ради нее. Хвань, тот слуга, который чаще всех приносил ему еду или одежду, явно питал к ней те же чувства. Именно Хвань рассказал ему, что ее выкупили из Северного квартала и что там ее звали Весенней Капелью. Он также сказал Циню, сколько хозяин заплатил за нее (это было предметом гордости). Цинь считал такую сумму невообразимо огромной и одновременно – недостаточной.
Хвань – он дал понять, что говорит от имени госпожи, – попросил Циня показать каньлиньскому воину, как перебраться через стену, используя его собственный дуб-укрытие, и объяснить дорогу оттуда к беседке (она стояла на некотором расстоянии, к западу от основных строений имения).
Избитому телу и сильно бьющемуся сердцу Циня доставило огромное удовольствие то, что ему доверили оказать ей такую услугу. Он сказал об этом Хваню и умолял его передать это госпоже Линь и поклониться ей трижды от имени Циня.
Каньлиньский воин прибыл в ту ночь (он оказался женщиной, чего Цинь не ожидал, но это ничего не меняло). Она искала Циня в темноте, без факела. Ей бы было очень трудно его заметить, если бы он не поджидал ее. Калека окликнул ее, показал ей путь через стену и рассказал, где стоит беседка. Это была холодная ночь, как он помнил. Женщина взобралась наверх с такой легкостью, которой Цинь никогда не обладал, даже когда у него были здоровые ноги и прямая спина. Но каньлиньских воинов и выбирали за их мастерство в подобных вещах, и они получали хорошую тренировку.
Циня когда-то выбрали за его ум, но однажды ночью он перегрел вино.
Можешь назвать мир несправедливым или жить, как сумеешь. Он был благодарен слугам, влюблен в женщину, которую никогда не увидит, и он собирался прожить так долго, чтобы отпраздновать смерть Вэнь Чжоу.
Он наблюдал, как женщина-воин исчезла за стеной, и увидел, как через некоторое время она перелезла обратно. Она дала ему монету – серебряную, и это было щедро. Он берег ее на какое-нибудь баловство. Сейчас на юге, где он родился, поспели личи. Возможно, их уже доставляют к императорскому двору, а скоро они появятся и на базарах Синаня. Цинь собирался попросить кого-нибудь купить для него корзинку, чтобы он мог вспомнить детство.
Однажды, прошлым летом, он даже сходил на ближайший восточный базар, просто чтобы еще раз его увидеть. Это был безрассудный, неправильный поступок: у него ушла большая часть дня, чтобы добраться туда, он хромал и страдал от боли, а дети насмехались над ним. Несколько раз он падал, на него наступали, и тогда он по-настоящему рисковал в конце дня не добраться обратно в свой квартал до боя барабанов.
За это стражники у ворот избивали людей.
На этот раз он попросит кого-нибудь купить ему личи. Было несколько слуг, которым он доверял, и он бы поделился с ними своим подарком. В конце концов, они спасли ему жизнь. Ведь каждая жизнь имеет ценность, даже такая, как его, верно?
Утром этого дня Хвань снова пришел, совершив долгую прогулку вокруг имения, чтобы сообщить ему: сегодня еще один человек придет ночью на улицу Циня. Ему тоже надо будет показать дерево, и как на него залезть, и где найти беседку.
– Это для нее? – только и спросил Цинь.
– Конечно, – ответил Хвань.
– Поклонись ей, пожалуйста, три раза. Скажи, что ее самый смиренный в мире под небесами слуга все сделает.
В ту ночь действительно пришел какой-то мужчина. Пешком, в сопровождении пяти каньлиньских воинов. Одним из них, увидел Цинь, была та женщина, которая приходила раньше. Он понял это, потому что ему не пришлось их окликать – она подошла прямо к его дереву. Поскольку эта женщина побывала здесь раньше, они не нуждались в указаниях. Мужчина посмотрел на Циня в темноте (они не принесли факелов). Он увидел маленький навес, построенный для него, и дал Циню две монеты. Еще до того, как перелез через стену. Трое телохранителей пошли вместе с ним, двое остались на улице, на страже.
Цинь хотел сказать им, что он и сам бы постоял на страже, но он не был глупцом. Это каньлиньские воины, у них на спине висят мечи. Они одеты в черное, как обычно, и сливаются с темнотой. Через какое-то время он уже не видел, где они стоят, но понимал, что они здесь.
Ее пипа лежит на широких, гладких перилах, доходящих ей до пояса. Она стоит у одного из столбов беседки из розового дерева, прислонившись к нему. Прохладно, но на ней лишь короткий жакет с золотой нитью, зеленый, как листва, прикрывающий лиф золотистого цвета, и зеленая юбка до щиколоток с вертикальными полосками, тоже золотистыми. Все из обычного шелка. Если бы она надела более тонкий шелк в отсутствие хозяина, это непременно заметили бы.
По той же причине она не надушилась.
Она стоит, потому что услышала, как кто-то приближается – с восточной стороны сада, куда можно перебраться по ветвям дуба.
Единственный фонарь сияет янтарным светом. Беседка должна казаться хижиной в темном лесу, думает она. Убежищем, спасением для заблудившегося путника. Но это не так. Здесь нет спасения.
Шаги, две ступеньки вверх, и вот он здесь.
Он сразу же становится на колени, опустив голову. Она даже не успевает рассмотреть его лицо, как следует осознать его присутствие. Она не совсем представляет себе, чего ожидать. Никаких мраморных ступеней, напоминает она себе. Никаких слез у подоконника…
