В тот самый день, когда в Да-Мин пришла новость о том, что его отец Рошань поднял восстание на северо-востоке и провозгласил себя императором Катая и основателем Десятой династии, Ань Цао был обезглавлен в садах дворца.
Покрытый гравировкой меч, который это сделал, держал в руках сам Вэнь Чжоу, первый министр. Крупный мужчина, умеющий обращаться с клинком, хотя и несколько импульсивный.
Этот поступок старшие мандарины считали ошибкой, еще в то время. Сын был полезен живым, как заложник или как гарант доброй воли в переговорах о мире. Мертвый он стал бесполезным, а возможно, даже хуже, если его отец окажется мстительным.
Конечно, Вэнь Чжоу был также объявлен причиной предательского восстания Ань Ли: необходимо освободить империю от безрассудного, некомпетентного правления продажного первого министра, присутствие которого во власти доказывало, что престарелый император потерял представление о своем пути – и мандат на правление от богов.
Так было заявлено в письме, доставленном в Да-Мин курьером из каньлиньских воинов. Эти воины играли важную роль во времена конфликта: их можно было нанять и им доверяли обе стороны.
Учитывая объявленную причину восстания, то, что Вэнь Чжоу собственноручно убил сына Ань Ли, многие восприняли, ломая руки и качая головой, с большой тревогой. Однако некоторые отметили, что суждения и реакцию гражданских служб в те первые дни восстания нельзя было назвать спокойными и сдержанными – как и здравыми.
По правде говоря, во дворце и за его пределами воцарилась паника.
Как и следовало ожидать, попытка скрыть известие о восстании оказалась безуспешной. Синань – не тот город, где можно скрыть какую-то новость. А когда она разнеслась по столице, то разлетелась повсюду.
Кто-то сказал, что в северной части неба за неделю до этого видели красный огненный шар. И что об этом сообщили астрологам из Школы Безграничной ночи.
Правда это или нет, но на севере находилась армия, крупная армия. И она, по-видимому, двигалась к очевидной первой цели восставших – ко второму по величине городу империи. Еньлин находился к востоку от Синаня, ближе к Большому каналу, за перевалом Тэн. Наступление Рошаня грозило страшной бедой почти миллиону преданных подданных императора за стенами этого города.
Вероятно, они сдадут город.
По-видимому, многие города к северу от Золотой реки уже так и сделали. Доходили сведения, что Рошань с учтивостью относится к чиновникам префектур и что многие из них переходят на его сторону. Трудно судить о степени правдивости этих донесений: расстояния были большими, связь стала ненадежной.
Но вот что было непреложной истиной: армии, которые могли оказать сопротивление Рошаню, находились на юге, на западе и на северо-западе и не могли попасть к Еньлину вовремя, чтобы оборонять его. Лучшее, что они могли сделать, – и этот план сразу же приняли военные, – защищать перевал Тэн.
Принимая эти решения, первый министр Вэнь Чжоу проявил решительность и уверенность, это признали все. Среди военного руководства и мандаринов, охваченных в разной степени ужасом и неуверенностью, он постоянно высказывал мнение, что Ань Ли скоро остановится, что возмущение за спиной мятежника остановит его продвижение. Катай, заявил он, никогда не примет и не поддержит неграмотного варвара в качестве императора. Как только до народа это дойдет, события пойдут своим чередом.
Шестую армию сняли с ее постов у излучины реки и вдоль Стены и отправили на восток, чтобы перекрыть линии снабжения Рошаня, ввести в игру северо-восток и заставить некоторых мятежных солдат отступить в этом направлении. Вторая, Третья и Пятая армии получили приказ как можно скорее захватить и удерживать перевал Тэн. Пять тысяч воинов дворцовой стражи Летающего Дракона немедленно послали туда из Синаня. Едва ли это были выдающиеся солдаты, но так как перевал был узким и этим славился, его могло некоторое время удерживать даже небольшое количество солдат, если они обладали хоть каким-то мужеством и имели достойных командиров. Такое не раз случалось в истории Катая.
В Еньлин послали распоряжение держаться изо всех сил. Важно было задержать мятежников.
Первую и Четвертую армию оставили на своих местах, вдоль северо-западной и западной границ. Если бы Катай потерял контроль над крепостями вдоль Шелкового пути и над проходящими там коридорами, это грозило катастрофой, и уводить армии от границы с тагурами в любые времена сочли бы неразумным. Вот с юга должны были подойти три другие армии, но курьерам пришлось преодолеть долгий путь для того, чтобы их вызвать, а армиям еще надо было туда добраться.
Вэнь Чжоу предсказывал короткую кампанию. Другие не были в этом уверены. Рошань командовал Седьмой, Восьмой и Девятой армиями и объединил их. Его солдаты были самыми закаленными бойцами в Катае, и так как генерала Ань Ли не переводили из округа в округ – когда-то это было правилом для военных губернаторов, – они были безоговорочно ему преданы. Если бы они перешли Золотую реку и осадили Еньлин, они бы сделали свой окончательный выбор.
Рошань также много лет был управляющим Императорских Конюшен и обеспечил собственной кавалерии лучших коней, которых покупали у богю каждый год у излучины реки. Глядя назад, дать ему такую возможность было не самым мудрым решением.
Кроме всего этого (будто этого недостаточно, чтобы гражданские чиновники запаниковали), усмирение северо-востока всегда было для династии весьма деликатной задачей. Этот регион был родиной могущественных семейств, многие поколения заключавших между собой браки, и они утверждали (правдиво или нет), что их корни уходят в прошлое до самой Первой династии. На северо-востоке многие считали Девятую династию плохо воспитанными узурпаторами. Меры Синаня по реформе налогообложения и владению землей в пользу фермеров плохо встретили на северо-востоке. Тамошние аристократы называли себя «Пять семейств», и нельзя было быть уверенными в том, как они среагируют на мятеж.
Очень возможно, что они могут увидеть в толстом неграмотном генерале с плохим состоянием здоровья возможность добиться своих собственных целей, потому что он наверняка не проживет долго и им будет легко манипулировать. Когда наступили перемены, умные люди легко могли предвидеть, куда все идет.
По случайности и Цинь Хай, тот первый министр, который провел эти ненавистные реформы, и нынешний, Вэнь Чжоу, были родом из южных семейств, а следовательно – соперники.
Это могло иметь значение.
Важным мог оказаться еще один момент, как указал некий человек в Да-Мине (это сказал наследник императора). Учитывая размеры империи, огромные расстояния, которые придется преодолевать в процессе коммуникаций, и всегдашнее огромное значение кавалерии, двести пятьдесят сардийских коней внезапно приобрели еще большее значение, чем раньше.
Второго сына генерала Шэнь Гао вызвали во дворец.
* * *
Послание от двора пришло в конце двухнедельного промежутка времени, полного напряженного ожидания. Еще до того, как новость о восстании облетела Синань.
