Тай слышал рассказы о том, насколько медленно вращаются колеса Да-Мина в таких вопросах, как предоставление аудиенции и принятие решений на многочисленных уровнях гражданских ведомств. В Синане было сто сорок тысяч мандаринов девяти степеней. Быстрота не входила в число их достоинств.
Он прежде никогда не был настолько важной персоной, чтобы испытать эту истину на себе. Никогда не был человеком, который мог ожидать вызова ко двору, с надеждой или со страхом.
Теперь положение изменилось. Тай носил кольцо императора. Он не хотел его надевать, не хотел даже оставлять его себе, считая более важным, чтобы его получила Капель. Тайная возможность для нее иметь какие-то средства в случае…
В случае чего? Неужели он совсем перестал ориентироваться в этом мире, если думал, что она не сможет найти драгоценностей, чтобы продать их в случае нужды? В такой усадьбе? Наложница первого министра? Начать с того, с грустью думал он, что иначе ей бы не удалось нанять каньлиньского воина.
Тай спросил об этом Вэй Сун. Как и следовало ожидать, она посмотрела на него с упреком. Словно каньлиньская телохранительница могла ответить на подобный вопрос.
Это не она заставила его надеть это кольцо, хотя именно она вернула его Таю на улице в ту ночь, когда они перелезли через стену две недели назад. С тех пор он не видел Капели. Вообще почти не видел людей. А вызов во дворец все не приходил.
Его каньлиньские телохранители сказали, что ему нельзя ходить в Северный квартал. Слишком опасно на улицах и в переулках после наступления темноты, говорили они. Он очень хорошо знал эти переулки.
– Никто теперь на меня не нападет! – резко возразил Тай. – Кони – моя защита, помните?
– Только от известного убийцы, – хладнокровно ответил лидер телохранителей. Его звали Люй Чэнь. – Но не в том случае, если неизвестно, кто на вас напал, и если нападающие скроются.
– Как вы собираетесь не позволить мне пойти? – с вызовом спросил Тай.
В тот вечер Сун присутствовала при разговоре, стоя за спиной командира – с опущенной головой, аккуратно заколотыми волосами, пряча ладони в рукава своего платья. Тай внезапно вспомнил, как в первый раз увидел ее идущей через внутренний двор в крепости у Железных Ворот: только что проснувшуюся, с распущенными волосами. Это было не так давно, подумал он. Он достаточно хорошо знал ее, чтобы понять эту позу. К тому же Сун не слишком хорошо скрывала свои чувства, для каньлиньского воина. Она сердилась, и Тай видел это.
– Мы не можем вас остановить, господин Шэнь, – тихо произнес Люй Чэнь. – Но Драгоценная Наложница и Наследник императора поручили нам охранять вас, и Синань – место ненадежное. Вы понимаете, что если с вами что-то случится, мы все заплатим своими жизнями.
Тут Сун подняла взгляд. Тай увидел в ее глазах ярость.
– Это… это несправедливо, – только и сказал он.
Люй Чэнь заморгал, словно смысл этого замечания был не очевиден.
В итоге Тай не пошел в Северный квартал и даже не пытался встретиться с братом. Хотя несколько раз в день ему приходила в голову мысль, что можно бы просто пойти к Лю домой и выяснить с ним отношения.
Это звучало фальшиво. Выяснить что? Сказать брату, что он опозорил имя отца, поступив так с их сестрой? Он уже сказал это в Ма-вае. Лю мог просто еще раз учтиво не согласиться с ним. И горькая правда в том, что большинство мужчин – и женщин – из высших придворных согласились бы с Шэнь Лю, доверенным советником первого министра, а не с его неопытным младшим братом.
Как можно считать неправильным возвышение сестры до положения члена семьи императора? Как это может не принести славу роду Шэнь? Не граничит ли с оскорблением Трону Феникса даже намек на другие чувства, кроме восторга?
Эта обида, это понимание природы зла являлось уникальной особенностью их семьи: их отца, того, как он видел этот мир. И, по правде сказать, только того генерала Шэня, каким он стал в конце жизни. После Куала Нора…
С другой стороны, Тай мог обвинить брата в попытке его убить. Эта беседа была еще более предсказуемой. И, в любом случае, он вовсе не был в этом уверен. Если бы он был уверен, ему следовало бы самому убить Лю. А Шэнь Тай не был готов это сделать.
Однажды поздно ночью, трудясь над стихами, он посмотрел в окно на звезды и сияющую, почти полную луну и понял, что, наверное, никогда не будет готов это сделать. Хоть кто-то может назвать это слабостью.
Встреч с Вэнь Чжоу он избегал. Это было легко: на базаре или во время прогулки за стенами города не встретишь первого министра.
Сыма Цянь часто навещал его, они вместе пили вино, беседовали с не совсем трезвым добродушием. Поэт призывал к терпению или к беззаботному безразличию в период ожидания, в зависимости от своего собственного настроения.
Тай выделил ему комнаты в своем новом особняке, обеспечил чернила и хорошую бумагу, подогретое вино с пряностями и вообще все, что ему еще могло понадобиться. Цянь приходил и уходил. Некоторые ночи проводил с Таем, некоторые – где-то еще.
Ему-то не запрещалось посещать Северный квартал…
Тай катался на Динлале в парке Длинного озера. Обширное зеленое пространство на юго-западе города было открыто для всех, и его очень любили. Он ездил по дорожкам вокруг озера, под цветущими сливами. Здесь его поджидали воспоминания, словно засада. Встречи с друзьями три года назад, даже меньше. Капель и другие девушки, которым позволяли покидать павильон Лунного Света на три дня каждый месяц и во время праздников. Тай даже ясно видел Синь Луня того времени, когда они все были студентами и вместе мечтали о том, что могло произойти. Лунь, игривый и умный, по общему мнению, имел больше всех шансов сдать экзамены на «отлично», добиться высокого ранга и видного положения при дворе Пурпурного мирта.
Общее мнение оказалось не особенно надежным, поймал себя на мысли Тай, пока ехал верхом.
Во время этих прогулок Вэй Сун была с ним, вместе с четырьмя другими каньлиньскими воинами. Все они были готовы к бою и насторожены еще до того, как пришло известие о восстании Рошаня и началась паника.
Люди поворачивали головы и смотрели на них, когда они проезжали мимо. Кто этот неулыбчивый человек на великолепном сардийском коне под охраной людей в черном?
Действительно, кто?
Он никогда не бывал внутри дворца. Никогда не подходил близко, только стоял в толпе во время праздников, чтобы получить высокое благословение от императора. Синь Лунь каждый раз отпускал одну и ту же шуточку: откуда они знают, что там, наверху, так далеко от них, именно Славный император Тайцзу, в белых с золотом одеждах?
Триста тысяч тел могла вместить площадь во время праздников, они превращали в давящий, опасный пресс обширное пространство перед внутренней стеной Да-Мина. И люди действительно погибали: их топтали ногами, они задыхались, иногда получали удар ножом в ссоре, а потом их держала в вертикальном положении плотная масса людей, хотя они уже были мертвы, а убийца протискивался через толпу прочь. Ловкие воришки могли уйти на покой с той добычей, которую стащили в такие дни. Лунь это тоже говорил, часто.
