В том числе, как объявил в эту ночь император, самый новый особняк военного губернатора Седьмого, Восьмого и Девятого округов, Ань Ли, известного под именем Рошань. Человека, которого Вэнь Чжоу ненавидел и боялся и которому желал смерти – всей его расплывшейся туше, – и чтобы потом его сожрали безглазые ползучие твари, не имеющие названия.
Его пальцы крепче сжали поводья, и нервный конь тут же среагировал, беспокойно подавшись в сторону. Чжоу легко справился с ним. Он был превосходным наездником и игроком в поло, любил быструю езду и объезжать самых норовистых коней. Он получал от них больше удовольствия, чем, скажем, от выставок каллиграфии и пейзажей или поэтических импровизаций во дворце. Танцы, он готов был согласиться, вполне приятны, если танцовщица хоть примерно так же искусна – и так ошеломительно желанна, – как его кузина.
Его двоюродная сестра, которая изменила империю. Цзянь, которой он обязан всем, чем сейчас стал, и всем, что имел. Но она капризно отказалась открыто поддержать его в борьбе против очевидных амбиций чудовищно толстого генерала. Она даже усыновила Рошаня несколько месяцев назад! Какую женскую игру может она вести?
Тучный варвар, должно быть, на тридцать лет старше нее. Даже его одиозные сыновья старше нее! Это усыновление было легкомысленным поступком, должен был признать Чжоу, имеющим целью развлечь двор и императора.
Первый министр был в числе тех, кто не считал это развлечением. С того момента, как умер Цинь Хай и Чжоу быстро сманеврировал, ушел со своей должности начальника Министерства финансов и наказаний и стал его преемником, он понимал, что Ань Ли представляет для него самую большую опасность – среди многих прочих. После смерти Цинь Хая Рошань стал похож на зверя из джунглей, выпущенного из клетки. И почему, почему император и его прекрасная наложница не замечают очевидного за всей этой клоунадой, разыгранной для них Рошанем?
Чжоу заставил себя успокоиться, хотя бы ради коня. Он смотрел вверх, на звезды, на убывающую луну, на бегущие облака. Его приветствовали следующие стражники, когда он приблизился к их посту. Он едва кивнул им – широкоплечий, внушительный мужчина с прямой спиной.
Эти ночные поездки из дворца, возможно, со временем станут неблагоразумными. Это соображение стоило взвесить. Собственно говоря… Он жестом приказал охране подъехать ближе, а одного из всадников отправил вперед. Они уже почти подъехали к его воротам, кто-нибудь должен дать сигнал, чтобы их впустили.
Даже в присутствии императора Рошань, казалось, не испытывал страха или смущения и понятия не имел о сдержанности – сама его масса это предполагала. Раньше он, однако, смертельно боялся Цинь Хая. Его прошибал пот, стоило только первому министру Циню заговорит с ним, даже если они просто находились в одной комнате. Чжоу это наблюдал. Не один раз.
Этот страх никого не удивлял; Цинь Хая боялись все.
В чем бы люди ни обвиняли Чжоу с тех пор, как он вступил в эту должность, – в том, как он выбирал тех, кого надо отправить в ссылку или на казнь, на формальных основаниях, произвольно или по личным причинам, – никто не предполагал всерьез, что он хочет изменить политику правительства. Только не после всего, что Цинь Хай сделал в течение большей части правления императора.
Именно Шэнь Лю, его столь мудрый советник, указал первому министру на это, вскоре после того как Чжоу назначили преемником того, кого за глаза называли Пауком. С некоторыми людьми просто необходимо разобраться, сказал тогда Лю, если вы хотите правильно выполнять свои обязанности на посту и взять нужный тон в качестве первого министра.
Если вы новичок и относительно молоды – а Вэнь Чжоу был и тем, и другим, – некоторые при дворе, в мире и за границами будут ждать от вас слабости и проверять на прочность. Любое подобное ошибочное представление следует быстро развеять.
Почти всегда полезно, сказал Лю, прибегнуть к эффективному террору.
Могут возразить, прибавил он, что это необходимо во времена испытаний. Пусть Катай неописуемо богат, но это может сделать его еще более уязвимым для разрушительных амбиций, и еще более необходимо, чтобы верные люди смотрели, прищурив глаза и с подозрением в сердце. И были холодными и бдительными, пока другие играют в поло, пишут поэмы, танцуют под заграничную музыку, едят золотые персики, доставленные из дальних уголков мира, строят озера в личных садах или отделывают дорогим сандаловым деревом панели павильонов.
Поло был любимым спортом Вэнь Чжоу. Сандаловое дерево, считал он, совершенно уместно для демонстрации своего богатства. Им были отделаны стены его собственной спальни. А в искусственном озере позади его особняка был построен островок, украшенный нефритовыми камешками и слоновой костью. Когда к нему приходили на вечеринку гости, куртизанки, нанятые в лучших домах, играли на музыкальных инструментах на этом островке, одетые персонажами из сказок. Один раз на них были перья зимородка – большая редкость и большая ценность, чем нефрит.
Но новый первый министр понял главную мысль Лю: дворцу Дай-Мин, гражданским службам и армии необходима твердая рука. Может быть, в первую очередь армии. В начале своего правления Цинь Хай, опасаясь аристократов, постепенно отдал много постов военных губернаторов генералам из варваров. Это обеспечило ему большую безопасность (на что мог надеяться необразованный чужестранец, обязанный ему всем, и что он мог сделать?), но были и последствия. Особенно теперь, когда небесный император (пусть живет он тысячу лет!) старел, становился рассеянным и почти не обращал внимания на положение дел в империи. С каждым месяцем, с каждым днем – все меньше.
И с каждой ночью.
Все знали, что Рошань прислал императору эликсир алхимиков вскоре после того, как Тайцзу призвал во дворец свою очень юную Драгоценную Наложницу и поселил ее там. Незадолго до того сиятельную императрицу мягко убедили поселиться в новой резиденции в Храме Пути за пределами Синаня.
Вэнь Чжоу жалел, очень жалел, что сам не догадался послать этот эликсир.
Он был не в настроении развлекаться или развлекать других. Сегодня – нет. Городской дворец, который сегодня вечером отдали в подарок (еще один подарок!) этой ядовитой варварской жабе, принадлежал самому Цинь Хаю. В нем никто не жил все девять месяцев после его смерти.
Что это значит, если он, несравненно великолепный и печально известный (ходили слухи о камерах допросов и стенах, не пропускающих крики), теперь отдан военному губернатору трех округов с их закаленными, обученными армиями на северо-востоке? Человеку, который почти наверняка никогда им не воспользуется? Неужели император, пустоголовая двоюродная сестра Чжоу и вообще никто не понимают, о чем это говорит?
Или, что еще страшнее, они это понимают?..
Конечно, стражники у ворот узнали его. На верху стены послышался крик, подали сигнал. Люди начали поспешно снимать засовы с ворот при приближении первого министра и его свиты, которые начали пересекать императорскую дорогу. Возможно, это не лучшая охрана ворот, но некоторое удовлетворение эта расторопность ему принесла. А еще – страх, с которым они среагировали на его присутствие.
