Теперь он очень страдал от боли. Луна, скатившись к горизонту, уже не освещала больше поляну. «Моя последняя луна», — подумал он вдруг, хотя мысль об этом тоже причиняла боль. Он то и дело ненадолго терял сознание, что само по себе было очень неприятно, хотя до настоящего конца было еще далеко, и он понемногу начинал галлюцинировать. Его окружали разные цвета, звуки. Из ствола дуба, на котором он висел, казалось, проросли пальцы, грубые, как кора, и пальцы эти плотно обхватили Пола, прижали к стволу, и теперь он касался его всем своим телом. Один раз, и это продолжалось довольно долго, ему даже показалось, что теперь он уже внутри Древа Жизни и может только выглядывать оттуда наружу, а вовсе не привязан к его стволу. А может, он уже и сам стал этим Древом?
Он действительно не боялся умирать — боялся лишь умереть слишком рано. Он ведь дал клятву! Но хранить верность этой клятве было тяжко. Тяжко было, до предела напрягая свою волю, заставлять себя прожить, промучиться еще одну ночь. Куда легче было бы закрыть глаза, сдаться, расслабиться и, потеряв сознание, оставить наконец эту боль позади. Уже и битва пса с волком казалась ему неким полусном, хотя он твердо знал, что битва эта закончилась всего несколько часов назад, а запястья его покрыты засохшей кровью из-за того, что он тогда все пытался освободиться от пут, желая помочь храброму псу.
Когда перед ним появился еще один человек, он был уверен, что это ему просто кажется. Слишком далеко он уже ушел с этой поляны… Однако, как оказалось, он еще не утратил самоиронии. «Я, похоже, становлюсь чем-то вроде популярного аттракциона! — мелькнула в его затуманенном мозгу насмешливая мысль. — Все спешите видеть, как жертву Богу распинают на дереве!»
Однако человек не исчезал и ни в какое животное явно превращаться не собирался. У него была густая темная борода и темные, глубоко посаженные глаза. И он просто стоял перед деревом и смотрел на него. И взгляд его был странно тревожащим. Странное какое-то видение, думал Пол, слушая, как громко шумят на ветру деревья.
Пытаясь хоть немного прочистить мозги, он с огромным трудом качнул несколько раз головой и открыл пошире глаза. Глаза почему-то страшно болели, но видеть он мог вполне сносно. И то, что он увидел в лице стоявшего внизу человека, настолько потрясло его, что на затылке зашевелились волосы. Это была всепоглощающая глухая ненависть и необузданная страсть. Пол чувствовал, что ему, конечно, следовало бы знать, кто это такой, и он сразу догадался бы, если б только голова у него не болела так сильно и была хоть чуточку пояснее. А сейчас понять что-либо оказалось выше его сил, слишком тяжело, абсолютно безнадежно…
— Ты украл мою смерть! — сказал ему этот человек.
Пол закрыл глаза. От подобных страстей он был уже слишком далек, слишком многое уже оставил позади и не в состоянии был что-либо объяснять. Он вообще не в состоянии был что-то еще делать — разве что постараться все-таки продержаться до конца.
Клятва. Он ведь дал клятву. Но что значит какая-то клятва? Еще целый день — вот что она значит. И еще целую ночь. Третью ночь.
Через какое-то время он, кажется, снова открыл глаза и с невероятным облегчением увидел, что снова остался один. Небо на востоке начинало сереть; занимался новый день. Последний.
Так закончилась вторая ночь Пуйла-чужеземца на Древе Жизни.
Глава 9
А утро принесло в Парас-Дерваль нечто неслыханное: горячий сухой ветер с севера, порывистый и вызывающий безотчетную тревогу.
Никто не мог припомнить, чтобы горячий ветер когда-либо дул с севера. Этот ветер принес с собой такую тучу пепла от сгоревших дотла крестьянских домов и амбаров, что даже воздух почернел, даже полдневное яркое солнце превратилось в тускло-оранжевое пятно, с трудом просвечивавшее сквозь мутную мглу.
А гром все продолжал греметь, и это казалось почти насмешкой, ибо небо так и осталось безоблачным.
— При всем моем уважении и прочих чувствах к высокому собранию, — сказал Дьярмуд, стоя у окна и явно с трудом сдерживая гневное нетерпение, — вынужден заявить, что мы попусту теряем время! — Казалось, он вот-вот взорвется; вид у него был в высшей степени опасный, и, как разочарованно догадался Кевин, он к тому же, был еще и немного пьян.
Айлиль, сидевший во главе стола, за которым собрался Совет, на своего наследника внимания не обратил. Кевин, по-прежнему не слишком хорошо понимавший, зачем его сюда пригласили, видел на скулах старого короля два ярких красных пятна. Айлиль выглядел ужасно; казалось, за эту последнюю ночь он особенно одряхлел и как-то усох.
В комнату вошли еще двое: высокий человек с умным лицом и с ним второй, дородный и улыбчивый. Ага, догадался Кевин, это, должно быть, маг Тейрнон, а с ним его Источник, Барак. Канцлер Горлас представил прибывших, и оказалось, что догадка Кевина была правильной, только магом оказался как раз безобидного вида толстяк, а совсем не высокий.
Лорина все еще не было, но Мэтт уже пришел. Собрались уже и другие важные лица королевства. Кевин узнал Мабона, герцога Роденского и кузена Айлиля, а также Ньявина из Сереша. Румяный человек с сильной проседью в бороде по имени Кередур был хранителем Северной твердыни — точнее, он им стал после того, как старшего брата Дьярмуда отправили в ссылку. Всех этих людей Кевин видел вчера на пиру. Вот только лица у них сейчас были совсем другие.
Ждали только Джаэль, но время все шло, и даже Кевин стал проявлять некоторые признаки нетерпения.
— Господин мой, — внезапно обратился он к королю, — пока мы ждем… кто такой Галадан? Я чувствую себя настолько несведущим…
Ответил ему Горлас. Айлиль был погружен в глубокое раздумье, а Дьярмуд по-прежнему дулся, стоя у окна.
— Он один из андаинов, дитя смертной женщины и Бога. В былые времена такие союзы были не так уж и редки. Андаины обычно обладают очень сложным характером и не имеют ни собственной территории, ни своего государства. Галадан стал их правителем, будучи, безусловно, самым могущественным из них, а также, по слухам, обладая самым изощренным умом во Фьонаваре. А потом по какой-то причине вдруг совершенно переменился.
— Это еще мягко сказано, — прошептал Тейрнон.
— Полагаю, ты прав, — кивнул Горлас. — Дело в том, что Галадан влюбился в Лизен Лесную. А когда она его отвергла и связала свою судьбу со смертным Амаргином, самым первым из магов, Галадан поклялся страшной клятвой, что отомстит этому миру, — в голосе Горласа послышался ужас, — ставшему свидетелем его унижения, и сделает так, что мир этот перестанет существовать!
Воцарилась тишина. Кевин не знал, куда деваться и что сказать в ответ. Он совсем растерялся.
Рассказ Горласа продолжил Тейрнон:
— Во времена Баэль Рангат, — сказал маг, — Галадан был первым помощником Ракота и самым ужасным из его многочисленных слуг. Он способен по своему желанию принимать волчье обличье. В таком виде он и командовал всеми волками севера. Впрочем, его конечная цель несколько противоречила конечной цели его господина, ибо Могрим жаждал безграничного могущества и абсолютной власти над этим миром, а Галадан желал завоевать этот мир только для того, чтобы полностью его уничтожить.
