Он сказал:
— Ты находишься далеко от своего Храма и от своего кровожадного топора, жрица. Ты не боишься смертоносного моря?
— Я больше боюсь Расплетающего Основу, — ответила она, довольная тем, что ее голос звучен и не дрожит. «Смертоносное море, — отметила она с горечью, — Лизен». — И ненавижу Тьму больше, чем когда-либо ненавидела тебя или любого из магов, последовавших за тобой. Я берегу свои проклятия для Могрима и, — тут она глотнула, — после сегодняшней ночи буду молиться Дане о покое для тебя и Лизен. — Она закончила ритуальной фразой, как и Пуйл: — То, что я тебе сказала, — правда. Я — Верховная жрица Богини-матери во Фьонаваре.
«Что я только что сказала?» — подумала она в изумлении. Но надеялась, что этот вопрос не отразился в ее взгляде. Он серьезно смотрел на нее сверху, с разрушенной палубы, и она в первый раз увидела в нем нечто такое, что не имело отношения к силе или боли. Когда-то он был любим, вспомнила она. И сам любил, и горевал так сильно, что все эти годы даже смерть не смогла оторвать его от этой бухты, где умерла Лизен.
Перекрывая звуки, несущиеся из разрушенного корпуса судна, Амаргин сказал:
— Я был бы благодарен тебе за молитву.
Те же слова, которые раньше произнес Пуйл, вспомнила она, точно те же. Ей казалось, что ночь вышла за рамки времени, что все в ней, так или иначе, имело особое значение.
— Галадан, — повторил Амаргин. Теперь завывания темного корабля звучали еще громче. Радость и боль, она слышала и то и другое. Видела луну, сияющую сквозь разбитый корпус. Он исчезал прямо у нее на глазах. — Галадан, — еще раз, последний, крикнул Амаргин, глядя вниз на Дважды Рожденного.
— Я дал клятву, — ответил Пуйл, и Джаэль впервые услышала в его голосе сомнение. Увидела, как он вдохнул поглубже и выше поднял голову. — Я дал клятву, что он — мой, — продолжал он, и на этот раз его слова дошли до цели.
— Да будет так, — ответил призрак Амаргина. — пусть твоя нить никогда не оборвется. — Он начинал исчезать; она видела сияющую сквозь него звезду. Он поднял Копье, готовый бросить его через борт им в руки.
Власть Даны кончалась в море; здесь Джаэль была лишена силы. Но она все равно оставалась сама собой, и, пока она стояла на черных волнах, ей в голову пришла одна мысль.
— Подожди! — крикнула она, резко и отчетливо, в звездную ночь.. — Амаргин, стой!
Она подумала, что уже слишком поздно, он уже стал таким прозрачным, а корабль таким эфемерным, что сквозь его доски они видели низко висящую луну. Завывания невидимых моряков доносились откуда-то издалека.
Но все же он вернулся. Он не выпустил из рук Копье, и медленно, на их глазах, его фигура снова стала менее прозрачной. Корабль смолк, покачиваясь на тихих волнах бухты.
Стоящий рядом Пуйл ничего не говорил, ждал. Ему нечего было сказать, Джаэль это понимала. Он сделал все, что мог: узнал корабль, узнал Копье и рискнул пройти по волнам, чтобы взять его и освободить мага от его долгого, мучительного плавания. Он принес известие об отмщении, а значит, об освобождении.
То, что могло еще произойти сейчас, зависело от нее, потому что он не мог знать того, что знала она.
Холодный, призрачный взор мага был прикован к ней.
— Говори, жрица, — произнес он. — Почему я должен остановиться ради тебя?
— Потому что мне нужно задать тебе вопрос не только от имени Даны, но от имени Света. — Внезапно она испугалась собственной мысли, того, чего хотела от него.
— Так спрашивай, — сказал Амаргин с высоты над ее головой.
Она пробыла Верховной жрицей слишком долго, чтобы говорить настолько прямо, даже сейчас.
— Ты собирался отдать это Копье. Ты считал, что можешь так легко отказаться от своей обязанности носить его?
— Да, — ответил он. — Передав его в ваше распоряжение и в руки Воина во Фьонаваре.
Собрав все свое мужество, Джаэль холодно сказала:
— Это не так, маг. Сказать, почему?
В его глазах был лед, намного холоднее, чем лед ее собственных глаз, и после ее слов снова раздался тихий, угрожающий ропот с корабля. Пуйл молчал. Он слушал, балансируя рядом с ней на волнах.
— Скажи мне, почему, — произнес Амаргин.
— Потому что ты хотел отдать Копье Воину для того, чтобы он использовал его против Тьмы, а не чтобы носить его вдали от полей сражений.
Из залитой луной зимы своей смерти маг смотрел на нее с едкой насмешкой.
— Ты споришь, как жрица, — пробормотал он. — Ясно, что ничто не изменилось в Гуин Истрат за все прошедшие годы.
— Это не так, — тихо возразил Пуйл, удивив и ее, и мага. — Она предложила помолиться за тебя, Амаргин. И если тебе хорошо нас видно, ты знаешь, что она плакала о тебе, когда говорила. И еще ты знаешь лучше меня, какие перемены это означает.
Джаэль с трудом глотнула, спрашивая себя, хотела ли она, чтобы он это заметил. Но на размышления не было времени.
Она снова повысила голос:
— Выслушай меня, Амаргин Белая Ветвь. Говорят, что ты ненавидел Ракота Могрима и легионы Тьмы больше, чем любой из когда-либо живших людей. Верховный правитель Бреннина сейчас скачет от Селидона — так мы полагаем. Он снова хочет сражаться с Могримом на берегах Андарьен, как его предок в твое время. Нам надо проделать такой же далекий путь, как и его армии, а мы пешие. Ни Воин с его Копьем и никто из нас, находящихся здесь, у Анор, не успеет туда вовремя. Мы должны шагать три дня через Сеннет, вероятно, даже четыре, прежде чем перейдем Селин и увидим Андарьен.
Это была правда. Она знала это, Дьярмуд и Брендель тоже знали. У них не было другого выбора, однако после того, как они все согласились, что Айлерон поскачет на север после боя у Селидона, который они пропустили. Им просто придется идти пешком, так быстро и так далеко, как они смогут. И молиться.
Теперь у них, может быть, появился выбор. Ужасный выбор, но времена были ужасными, и, по-видимому, обязанность помочь им в этом легла на нее.
— Если то, что ты мне говоришь, правда, — сказал призрак, — у тебя на самом деле есть повод для страха. Но ты хотела задать вопрос. Я задержался ради него. Говори, так как учтивость не удержит меня надолго в этот час нашего освобождения.
И она задала вопрос:
— Твой корабль сможет принять на борт живых людей, Амаргин?
Пуйл ахнул.
— Ты понимаешь, о чем просишь? — очень тихо спросил Амаргин.
Теперь среди волн стало холодно у подветренного борта этого бледного корабля… Она ответила:
— Думаю, да.
— Ты понимаешь, что мы теперь стали свободными? Это известие о смерти Пожирателя Душ означает наше освобождение от вахты на море. И ты хочешь заставить нас задержаться еще на некоторое время?
Все это стало очень трудным. Она ответила:
