— Я знаю, теперь твой путь ясен, Баэрд. Знаю, что ты должен идти. Это будет отмечено в линиях твоей руки. — Она с трудом глотнула. Это оказалось труднее, чем она себе представляла. — Куда ты пойдешь? — и прибавила молча, только в своем сердце: «Любовь моя».
— Я уже думал об этом, — ответил Баэрд. Теперь он сел прямо. Она видела, что он черпает силы в ее спокойствии. И цеплялась за это изо всех сил.
— Я собираюсь искать принца, — сказал он.
— Что, Алессана? Мы даже не знаем, жив ли он, — невольно воскликнула она.
— Ходят слухи, что жив, — ответил Баэрд. — Что его мать скрывается у жрецов Эанны и что принца отослали прочь. Если осталась хоть какая-то надежда, какая-то мечта вернуть Тигану, то она связана с Алессаном.
— Ему пятнадцать лет, — заметила Дианора. Не смогла удержаться. «И тебе тоже, — подумала она. — Баэрд, куда ушло наше детство?»
При свете свечи его темные глаза не были глазами мальчика.
— Не думаю, что возраст имеет значение, — сказал он. — Это будет не быстро и не просто, если это вообще можно сделать. Когда придет время, ему будет больше пятнадцати.
— И тебе тоже, — заметила Дианора.
— И тебе тоже, — эхом повторил Баэрд. — Ох, Диа, что ты будешь делать? Никто, кроме их отца, никогда не называл ее так. Как ни глупо, это имя едва не лишило ее самообладания.
Дианора покачала головой.
— Не знаю, — честно призналась она. — Присматривать за матерью. Выйду замуж. Если буду бережливой, денег еще на какое-то время хватит. — Она увидела его потрясенное лицо и постаралась его успокоить. — Тебя не должно это тревожить, Баэрд. Послушай: ты только что видел ризелку! Неужели ты будешь бороться с судьбой, до конца своих дней расчищая мусор в этом городе? Сейчас ни у кого не бывает легкого выбора, а мой будет не так труден, как у большинства других. Я даже могу, — прибавила она, с вызовом подняв голову, — попытаться придумать способ осуществить ту же мечту, что и ты.
Сейчас, оглядываясь назад, Дианора поразилась тому, что она произнесла эти слова той самой ночью. Словно она сама увидела ризелку и ее путь стал ясен одновременно с уходом от нее Баэрда.
Ей было одиноко и холодно сейчас в сейшане, но все же не так холодно и одиноко, как в ту ночь. Он не стал задерживаться, раз она согласилась его отпустить. Она встала, оделась и помогла ему сложить немного вещей. Он наотрез отказался взять серебро. Она собрала маленькую сумку с едой для его первого завтрака на заре, на долгой и одинокой дороге. В дверях, во тьме летней ночи, они без слов прильнули друг к другу. Никто из них не плакал, словно оба понимали, что время слез миновало.
— Если богини и бог благосклонны к нам, — сказал Баэрд, — мы наверняка снова встретимся. Я буду думать о тебе каждый день, всю жизнь. Я люблю тебя, Дианора.
— А я тебя, — ответила она ему. — Думаю, ты знаешь, как сильно. Пусть Эанна освещает твой путь и приведет тебя домой. — Вот и все, что она сказала. Больше ничего не пришло в голову.
После того как он ушел, она сидела в гостиной, завернувшись в старую материнскую шаль, и невидящими глазами смотрела на пепел вчерашнего огня, пока не взошло солнце.
К тому времени она уже решила, что будет делать.
Решение, которое привело ее сюда, спустя все эти годы, в эту одинокую постель в ночь Поста, отданную призракам, когда ей не следовало оставаться в одиночестве. Наедине со всеми воспоминаниями, с пробуждением, которое они вызвали, и пониманием того, во что она позволила себе превратиться на острове. Здесь, при дворе Брандина. Здесь, с Брандином.
Она лежала застывшая, потеряв надежду на сон, и понимала, что ощущаемый ею холод идет гораздо больше изнутри, чем снаружи. Где-то во дворце, она знала, палачи занимаются Каменей ди Кьярой, который пытался убить тирана и освободить свою страну. Который сделал это, зная, что умрет и как умрет.
Даже сейчас они у него, причиняют ему точно отмеренную боль. Испытывая профессиональную гордость от своего мастерства, ломают по одному его пальцы, запястья и руки. Пальцы на ногах, лодыжки и голени. Они будут делать это осторожно, даже нежно, старательно следя за биением его сердца, чтобы потом, сломав ему спину, что всегда оставляли напоследок, его еще можно было живым привязать к колесу и оставить на площади в гавани умирать на глазах у его народа.
Она никогда не представляла себе, что в сердце у Камены столько мужества и столько страсти. Она презирала его как позера, который носит трехслойные плащи, мелкого, пошлого художника, стремящегося возвыситься при дворе.
Но не теперь. Вчерашний день заставил ее по-новому взглянуть на него. Теперь, когда он совершил свой поступок, когда его тело отдано палачам, а потом колесу, перед ней встал вопрос, который больше невозможно скрывать в глубине души, как и воспоминания о Баэрде. Только не сегодня ночью, когда она так беззащитна и не может уснуть.
«Как она выглядит после поступка Камены?» — эта мысль вонзалась клинком в ее сердце, подобно зимнему ветру.
Во что этот поступок превращает тот давний крестовый поход, который шестнадцатилетняя девочка столь гордо объявила в ту ночь, когда ушел ее брат? В ту ночь, когда он увидел ризелку при лунном свете у моря и отправился на поиски принца.
Она знала ответы. Разумеется, знала. Знала, как ее следует называть. Эти названия она заслужила здесь, на острове. Они жгли, как прокисшее вино обжигает рану. Дианора пылала внутри, несмотря на дрожь, и снова пыталась обуздать свое сердце и начать смертельно трудное, еще никогда ей не удававшееся путешествие обратно, в собственные владения, из той комнаты в дальнем крыле дворца, где обитал король Играта.
Однако эта ночь была иной. Что-то изменилось в эту ночь из-за случившегося, из-за невозможности изменить то, что она сама сделала в Зале аудиенций. Признавая это, пытаясь с этим справиться, Дианора начала ощущать, словно очень издалека, медленный, болезненный уход своего сердца от пламени любви. Возвращение к памяти о другом пламени, у себя дома. О горящих полях, горящем городе, подожженном дворце.
Конечно, в этом не было утешения. Нигде не было утешения. Только безжалостное напоминание о том, кто она и зачем здесь.
Лежа неподвижно в темноте ночи Поста, когда двери и окна в домах закрыты, чтобы не впустить умерших и колдовские чары с полей, Дианора тихо повторяла себе старинное стихотворение-предсказание:
Коль один мужчина ризелку узрит,
Его жизнь крутой поворот совершит.
Коли двое мужчин ризелку узрят,
Одному из них смертью боги грозят.
Коли трое мужчин ризелку узрят,
Одного из них боги благословят,
Жизнь другого крутой поворот совершит,
А третьему гибелью боги грозят.
Коли женщина ризелку узрит,
Станет ясен ей путь, что она совершит.
Коль две женщины ризелку узрят,
Одна из них дитя понесет.
