— Действуйте, как вам угодно! Я хочу, чтобы она вернулась! — снова повторил Адемар, проводя рукой в перчатке по волосам.
— И ребенок тоже, разумеется, — тихо добавил Гальберт. — Ребенок имеет очень большое значение.
Его низкий голос с успокаивающими интонациями наконец возымел свое действие. Король Гораута перевел дух и потряс головой, словно для того, чтобы она прояснилась. И сказал уже трезвее:
— Конечно. И ребенок тоже. Имеет большое значение. Наследник Гарсенка, если это мальчик. Конечно. — Он впервые бросил быстрый взгляд на Ранальда и тут же отвел глаза.
— Если они прячут от нас младенца мужского пола, — заметил Гальберт де Гарсенк по-прежнему тихим, успокаивающим голосом, — мир вряд ли станет оспаривать наше право отправиться за ним.
Адемар внезапно наклонился и поднял хлыст. Резко ударил им по собственной ноге.
— Правильно. Ты этим займись. Гётцланд, Аримонда, портезийцы… объясни им, представь в убедительном свете, что бы тебе ни понадобилось предпринять. Но я хочу, чтобы она вернулась.
Он резко повернулся на пятках, даже не взглянув на Ранальда, и тяжелой поступью вышел из комнаты. Слуга за его спиной невозмутимо закрыл тяжелые створки дверей, и оба Гарсенка снова остались в одиночестве.
Увидев выражение лица старшего сына, Гальберт разразился тихим смехом.
— О, ну, ты только что сделал открытие, — сказал он, не пытаясь скрыть насмешку, челюсти у него дрожали. — Кажется, хоть кто-то здесь желает возвращения твоей жены. Хотелось бы мне знать почему.
Ранальд отвернулся. Его слегка подташнивало, он почувствовал потребность выпить. Воспоминание о стоящем в дверях короле, огромном и разгневанном, запечатлелось в его мозгу. Он не мог избавиться от этой картины. Он спрашивал себя, куда делся его собственный гнев, куда с годами исчезла его способность испытывать подобные чувства.
— Все складывается для тебя наилучшим образом, не так ли? — тихо спросил он, глядя в окно на внутренний двор дворца. Там спрыгивали с коней кораны Адемара в ярком свете солнца, выкладывали окровавленные охотничьи трофеи.
— Если они дали приют жене и наследнику Гарсенка, — миролюбиво ответил его отец своим низким, звучным голосом, — то пусть не воображают, что останутся безнаказанными. В глазах всего мира мы получим необходимый нам повод.
— А если они их все же выдадут? — Ранальд снова отвернулся от окна. Он думал о том, как долго король Адемар домогается его жены. И удивлялся, почему никогда прежде этого не замечал. И, наконец, он задал себе вопрос, не отец ли тайком разжигал эту страсть. Еще одно орудие, еще один инструмент политики. Следовало вызвать короля на поединок, подумал Ранальд, хотя знал, что не сделает ничего подобного. Ненавидя себя за это, Ранальд понял, что не сможет долго продолжать этот разговор без выпивки.
Его отец покачал головой. Ранальд вспомнил, что задал Гальберту вопрос. Ему стало трудно сосредоточиться.
— Выдадут? Арбонна? Арбонна, где правят женщины? — Верховный старейшина расхохотался. — Этого не произойдет. Они погубят себя, но не отдадут нам женщину и новорожденного младенца.
У Ранальда во рту возник привкус желчи, как после рвоты.
— Или ты сам их погубишь.
— Действительно, я это сделаю, — отвечает Гальберт де Гарсенк, и его великолепный голос впервые стал громким. — Во имя Коранноса и к его вящей славе я уничтожу этот рассадник гноя, запятнанный кровью, оплот женского разврата. Это дело всей моей жизни, цель всех моих действий.
— И ты теперь близок к цели, не так ли? — спросил Ранальд охрипшим голосом. Ему очень скоро придется уйти, и он это знал. Он боялся, что ему станет плохо. Он не мог выбросить из головы образ короля. — Все сложилось удачно для тебя. Смерть Дуергара, договор, теперь побег Розалы, Адемар у тебя под каблуком. — Последние слова он произносит слишком громко, но ему уже все равно. — Все, что тебе теперь нужно, чтобы оправдаться перед другими странами, чтобы сделать войну приемлемой в их глазах, — это чтобы ребенок оказался мальчиком.
— Ты прав, — согласился отец, благожелательно улыбаясь. — Ты меня поражаешь, сын. Я молил бога на коленях. Могу лишь надеяться, что Кораннос услышал мои слова и счел меня достойным услышать его ответ, что я могу вскоре нанести удар огнем и мечом от его святого имени. Действительно, все, что мне нужно, как ты и сказал, это чтобы ребенок оказался мальчиком.
* * *
Розала шла по коридору из комнаты, где спал ее сын. Кормилица, которую ему нашли, присматривала за ним, и младшая из двух жриц, присутствовавших при рождении Кадара, осталась в Барбентайне на эту первую неделю. В Арбонне хорошо заботятся о новорожденных, как она убедилась, или по крайней мере о детях дворян. Некоторые вещи остаются неизменными, куда бы ты ни приехал. Розала сомневалась, что такой же заботой окружали ребенка кормилицы в деревне. Она знала, что он умер; ей не хотелось знать, как и почему. Дети умирают так часто. Обычно советуют не слишком привязываться к ним в первый год жизни, чтобы сердце не разорвалось, если их отнимут. Розала вспомнила, что слышала это много лет назад, и думала тогда, что в этом есть смысл; теперь она так не думала. Она не могла понять, как женщины удерживаются от того, чтобы не любить крохотных, отчаянно беспомощных новорожденных младенцев, лежащих у них на руках. Она была несказанно благодарна за заботу, которой окружили Кадара. Казалось, перевалив через горы на юг в том тряском фургоне, она попала из бесконечного кошмара в рай.
Однако Розала приобрела слишком большой опыт в этом мире, чтобы воображать, что ей так просто позволят мирно жить здесь с ее ребенком и старой графиней, принимать трубадуров и их жонглеров, слушать музыку и скакать верхом по полям у реки, а времена года будут сменять друг друга, и Кадар вырастет и станет мужчиной. Известно, что в Горауте женщин убивали только за то, что они непочтительно разговаривали со своими мужьями в общественном месте. Что же они должны сделать с женщиной, которая убежала с ребенком? И не просто какая-то женщина с каким-то ребенком. Наследник герцогов Гарсенкских спал в той комнате, из которой она только что ушла. Кадар занимал губительно близкое место в очереди претендентов на трон, пока Адемар остается холостым. Третий или четвертый в очереди, собственно говоря, по одним подсчетам, в зависимости от того, считать ли Блэза, лишенного права наследования, или нет.
Это не имеет большого значения. Они придут за Кадаром, а возможно, и за ней. Начнется с государственных формальностей, с пышно разодетых посланников с их учеными речами и подарками для графини, которые привезут письма, написанные медоточивым языком. Подарки будут изысканными; так положено. Речи будут красноречивыми и вежливыми. Требования в письмах будут изложены откровенно, с холодной точностью и подкреплены ультиматумами, не оставляющими никаких сомнений.
Розала подумала, не следует ли ей сесть на корабль и уплыть на восток, чтобы освободить Арбонну от своего присутствия. Не найдет ли она где-нибудь в одном из легендарных волшебных царств в тех дальних землях приют для себя и Кадара. Это еще одна иллюзия. Она слышала рассказы о том, что происходит со светлокожими женщинами при дворах и на базарах в тех странах пряностей и шелков. Она знала, что бывает с их детьми мужского пола.
