Книга Повелитель императоров, страница 147. Автор книги Гай Гэвриэл Кей

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Повелитель императоров»

Cтраница 147

Он увидел, что это за бумаги. Лицо его бледнело по мере того, как он переворачивал лист за листом, подписанные и скрепленные печатью документы на право собственности. Вернулся назад и подсчитал. Пять, шесть, семь. Перечисление прочего имущества и описание, где его можно найти и получить. Ему стало трудно дышать.

— Кажется, мы разбогатели, — мягко заметил Криспин. Мартиниан поднял на него взгляд. Криспин смотрел вдаль, на лес на востоке. То, что он сказал, было явным преуменьшением, большим преуменьшением. А это «мы» — большой любезностью.

Бумаги, доставленные императорским курьером, одна за другой, удостоверяли право собственности некоего Кая Криспина, художника из Варены, на земли вокруг Батиары, деньги и движимое имущество.

Последняя страница была личным письмом. Мартиниан взглядом спросил разрешения. Криспин кивнул в ответ. Письмо оказалось коротким. Написано в Сарантии. В нем говорилось:

«Я кое-что обещала тебе, если твое путешествие принесет нам плоды. Мой любимый отец научил меня держать царское слово, и бог повелевает мне сделать это. Перемены в пути не меняют сути вещей. Это не подарки, ты это заработал. Есть еще один пункт, который мы обсуждали в Варене, как ты помнишь. Он не включен сюда, и тебе предстоит обдумать его и выбрать самому — или не выбирать. А другие присланные тебе вещи являются, надеюсь, дальнейшим подтверждением моей признательности».

Внизу стояла подпись: Гизелла, императрица Сарантия.

— Кровь, глаза и кости Джада, что же ты для нее сделал, Криспин?

— Она думает, что я сделал ее императрицей, — ответил Криспин.

Мартиниан молча смотрел на него.

Тон Криспина был странным, отрешенным.

Мартиниан внезапно почувствовал, что потребуется очень много времени, чтобы понять, что случилось с его другом на востоке. Многое в самом деле изменилось. Когда человек совершает путешествие в Сарантий, так всегда случается, подумал он. Ему стало холодно.

— А о каком… другом пункте, не включенном, она упоминает?

— О жене. — Голос Криспина звучал равнодушно. Холодный, мрачный тон, памятный по предыдущему году.

Мартиниан прочистил горло:

— Понимаю. А «другие присланные вещи»? Криспин поднял взгляд. Казалось, он с усилием заставляет себя шевелиться.

— Я не знаю. Здесь множество ключей. — Он показал тяжелый кожаный мешочек. — Солдат сказал, что им приказано охранять присланное, пока я не приду, а потом я сам должен о нем заботиться.

— Вот как! Значит, это сундуки в старой церкви. Их там, по крайней мере, штук двадцать.

Они пошли посмотреть. Сокровища? — гадал Мартиниан. Золотые монеты и драгоценные камни?

Но он ошибся. Когда Криспин повернул пронумерованные ключи в пронумерованных замках, один за другим, и открыл крышки сундуков в мягком свете старой почти не посещаемой церкви, примыкающей к расширенному святилищу, Мартиниан Варенский, который никогда не путешествовал ни в Сарантий, ни даже на свой собственный любимый полуостров, заплакал, стыдясь старческой слабости.

Там лежала смальта, какой он никогда не видел и даже не надеялся увидеть в дни своей жизни. Он всю жизнь работал с мутным, имеющим вкрапления материалом, лишь имитирующим яркие цвета, которые существовали в его воображении, и это постепенно заставило его смириться с ограниченными возможностями здесь, в разрушенной Батиаре. С несовершенством мира смертных, с препятствиями на пути свершений.

А теперь уже давно миновало то время, когда он мог бы с энтузиазмом приняться за какой-нибудь проект, равный по великолепию этим ослепительным, безупречным кусочкам стекла, — и вот они появились.

Уже поздно. Слишком, слишком поздно.

В первом сундуке лежала еще одна записка. Криспин просмотрел ее и передал ему. Мартиниан вытер глаза и прочел. Та же рука, но другой язык. Родианский, и стиль письма личный, не царский.

«Я получила от императора гарантию. Он дал мне обещание. Только не бог и не Геладикос. А все остальное, что ты сочтешь нужным изобразить в святилище, где лежит мой отец, будет защищено от указов, приговоров и любого ущерба, пока я смогу за этим следить. Это небольшая компенсация за мозаику в Сарантии, созданную из хороших материалов, но отнятую у тебя».

Подпись тоже была другой: на этот раз — только ее имя. Мартиниан положил записку. Медленно опустил руку в первый тяжелый сундук, в кусочки смальты — бледно-золотистого цвета, теплые и гладкие, как мед.

— Осторожно. Они острые, — сказал Криспин.

— Щенок, — возразил Мартиниан Варенский. — Я резал руки в лохмотья об эти штуки еще до того, как ты родился.

— Я знаю, — ответил Криспин. — Об этом и речь. — Он снова взял записку. А потом улыбнулся.

— Мы можем заново сделать купол в святилище. Нельзя изображать Джада и Геладикоса, пишет она. Можем найти новый стиль для мозаик в церквах. Может, посоветоваться с клириками? Здешними и в Родиасе? Даже в Сарантии? — Голос Мартиниана дрожал от нетерпения. Сердце стремительно билось. Он ощущал непреодолимое желание трогать эту смальту, погружать в нее руки.

Поздно, но не слишком поздно.

Криспин снова улыбнулся, оглядывая тихую пыльную комнату. Они были совсем одни. Два человека и двадцать громадных, набитых доверху сундуков, больше ничего. Теперь сюда никто не приходит.

Придется нанять охрану, внезапно подумал Мартиниан.

— Ты его сделаешь, — мягко сказал Криспин. — Этот купол. — Его губы слегка дрогнули. — С теми, кто еще остался работать на нас, кого ты еще не отпугнул своим тиранством.

Мартиниан пропустил мимо ушей эти слова. Он ответил на доброту. На нечто надолго потерянное и снова вернувшееся.

— А ты? — спросил он.

Потому что сейчас ему пришло в голову, что его младший товарищ мог совсем потерять желание работать. Он казался почти равнодушным к судьбе, постигшей его Геладикоса. Мартиниану показалось, что он понял. Как он мог обратить на это внимание после того, что случилось на востоке?

Криспин кое-что писал ему о куполе в Сарантии, о том, что он пытается на нем изобразить, что было бы достойно купола. А молодая женщина, дочь Зотика, упоминала его в одном из писем, которыми они обменялись. Слава всей земли — так назвала она купол. Сам купол и то, что делал на нем его друг.

И эта мозаика будет уничтожена. Мартиниан мог представить себе, как это будет происходить. Солдаты и рабочие древками копий, топорами, кинжалами, скребками будут разбивать и рубить поверхность. Кусочки смальты будут сыпаться и сыпаться вниз.

Как может человек снова захотеть работать после этого?

Мартиниан вынул руки из сундука, из золотистого стекла. Прикусил губу. Слава всей земли. Его друг все еще в трауре, наконец понял он, а он тут восторгается, как ребенок новой игрушкой.

Но он ошибался. Или, как он позднее понял, был не совсем прав.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация