По возвращении в Эсперанью ему предложили временную должность священника в семье Бельмонте, владельцев ранчо средней руки на пастбищах юго-восточной части страны, и он с радостью принял это предложение. Конечно, возможностей продвижения по службе было больше в Эстерене или в одном из крупных святилищ, но Иберо не был честолюбив и никогда не испытывал большой тяги к королевскому двору или к монастырям Джада, где также процветали интриги.
Он был тихим человеком, несколько преждевременно состарившимся, но не лишенным чувства юмора и понимания того, что строгие предписания бога иногда приходится соизмерять с бренностью и страстями людей. Временная должность как-то незаметно превратилась в постоянную, как это часто случается. Он прожил в семье Бельмонте двадцать восемь лет, с того времени, когда сам Капитан был еще ребенком. Для него построили часовню и библиотеку, потом расширили их. Он учил грамоте юного Родриго, потом его жену, а позже — их сыновей.
Это была хорошая, добрая жизнь. Удовольствие он получал от книг, которые мог приобрести на выделенные ему деньги; от своего огорода из лечебных трав; от переписки со многими странами. Он немного научился лечить и имел репутацию искусного зубодера. Иногда наступали волнующие времена, когда домой возвращался Капитан со своим отрядом. Иберо слушал в столовой истории о войне и интригах, привезенные солдатами. Он на удивление сдружился с ворчливым старым Лайном Нунесом, за богохульствами которого, по мнению маленького священника, скрывалась щедрая душа.
Услышанные истории вносили в душу Иберо ди Вакеса большое смятение, и ему было более чем достаточно такой близости к реальным конфликтам. Ему нравились ритмы здешней жизни, подчиненные сменам времен года, мерное течение дней и лет.
Его первая попытка выйти на более широкую сцену мира произошла семь лет назад. Это было короткое, почтительное эссе на тему богословских разногласий между священниками Фериереса и Батиары по поводу значения солнечных затмений. Эти разногласия и борьба за приоритет, которую они отражали, так и остались неулаженными. Но мнение Иберо проигнорировали, насколько он мог судить.
Его вторым выступлением стало письмо, посланное в конце осени прошлого года святейшему Жиро де Шервалю, главному священнику Фериереса, проживающему в Эстерене.
Сегодня утром в ответ на это письмо явилась рота солдат. Они приехали и уехали вместе с мальчиками. А теперь, в конце того же дня, Иберо стоял, склонив голову и сжимая перед собой дрожащие руки. Он услышал, что ему тоже придется покинуть этот дом. Покинуть часовню, библиотеку, сад, дом, где он прожил почти тридцать лет.
Он плакал. Таким тоном, каким с ним говорила Миранда Бельмонте в маленькой гостиной, на закате, с ним никогда в жизни не разговаривали.
— Поймите меня правильно, — говорила она, шагая взад и вперед перед камином. В ее лице не осталось ни кровинки, непрошеные слезы сверкали на щеках. — Это было предательством по отношению к нашей семье. Вы предали доверие, которое мы вам оказали в отношении Диего. Я не стану вас убивать или приказывать убить вас. Я слишком давно знаю и люблю вас. — У нее сорвался голос. Она остановилась.
— Родриго, возможно, сделает это, — продолжала она. — Возможно, он разыщет вас, куда бы вы ни уехали, и убьет вас за это.
— Он этого не сделает, — прошептал маленький священник. Говорить было трудно. Ему теперь тяжело было представить себе, какой реакции он от нее ожидал тогда, осенью, когда написал письмо в Эстерен.
Она гневно смотрела на него. Невозможно было выдержать ее взгляд. Не ее ярость, а ее слезы.
— Да, — сказала Миранда Бельмонте, — да, вы правы, он этого не сделает. Он слишком вас любит. Он просто скажет вам или напишет, как больно вы его ранили.
Это разбило бы сердце Иберо. Он это знал наверняка.
Он еще раз попытался объяснить.
— Дорогая госпожа, настало святое время, время мужчинам собираться под знамена господа. Они скоро сядут на корабль в Батиаре и поплывут на восток. Есть надежда, что они выступят оттуда на юг, во имя Джада. И это произойдет в наше время, моя госпожа! Наши земли будут отвоеваны!
— Это могло бы произойти и без участия моих детей! — Она сжала кулаки опущенных рук, как мужчина, но он видел, что у нее дрожат губы. — У Диего особый дар, пугающий дар. Мы держали его в тайне всю жизнь. Вы знаете — вы это знаете, Иберо! — что церковники сжигали подобных людей. Что вы с ним сделали?
Он с трудом глотнул.
— Верховный клирик Жиро де Шерваль — человек просвещенный. И король Вальедо тоже. Я верю, что Диего и Фернана с почетом встретят в армии. Если Диего поможет в этом благом деле, то прославит свое собственное имя, а не только имя своего отца.
— И его всю жизнь будут считать колдуном? — Миранда смахнула с лица слезы. — Вы подумали об этом, Иберо? Подумали? Какова цена такой славы? Его собственной или его отца?
Иберо снова глотнул.
— Это будет священная война, госпожа. Если он поможет делу Джада…
— Ох, Иберо, наивный глупец! Я готова убить вас, клянусь! Это не священная война. Если она начнется, это будет кампания Вальедо с целью захватить Фезану и расширить владения на юг, до земель тагры. Вот и все. Король Рамиро уже много лет помышляет об этом. Ваш драгоценный верховный клирик просто появился в нужное время, чтобы представить эти замыслы в выгодном свете. Эспераньи уже не существует! Это просто Вальедо расширяет свои границы. Рамиро, вероятно, повернет на запад и осадит своего брата в Орведо еще до начала осени. Что скажет на это ваш бог?
Она богохульствовала сейчас, а ее душа была поручена его заботам, но он боялся упрекнуть ее. К тому же, возможно, она во многом права. Он действительно наивный человек, он никогда бы не стал этого отрицать, но все же…
— Короли могут ошибаться, госпожа Миранда. Так же, как скромные священники. Я всегда в своих поступках действую во имя Джада и его божественного света.
Она внезапно села, словно отдала последние силы. У нее был такой вид, будто ей нанесли физическую рану, а в ее глазах стояла растерянность. Она давно уже жила одна, без сэра Родриго. У него заныло сердце.
«Он на всю жизнь получит клеймо колдуна».
Это могло оказаться правдой. Он думал лишь о триумфе, о славе, которую мог снискать Диего, если своим даром ясновидения поможет королю в битве.
Миранда сказала теперь уже тихим, ровным голосом:
— Вы приехали сюда, на ранчо Бельмонте, чтобы служить Джаду и нашей семье. Все эти годы не возникало никаких противоречий между этими сторонами. А теперь оно возникло. Вы сделали свой выбор. Вы выбрали, по вашим словам, бога и его свет, поставив их выше интересов и доверия Бельмонте. Так вам положено. Возможно, именно это от вас требуется. Я не знаю. Я знаю только, что вы не можете сделать подобный выбор и остаться здесь. Вы уедете утром. Я вас больше не увижу. Прощайте, Иберо. А теперь оставьте меня. Я хочу оплакать моих сыновей в одиночестве.
