Он продолжал, стараясь сосредоточиться:
— Следует ли мне понимать, что твой визит имеет целью сообщить об отмене моей ссылки и о приглашении вернуться на свой пост?
Он облек эти мысли в нарочито официальную форму, чтобы увести их обоих подальше от того опасного места, где они оказались после вопроса правителя! «Не можешь ли ты вернуться домой ради меня?»
Молодой правитель открыл и закрыл рот. В его глазах загорелась обида. Он чопорно ответил:
— Можешь понимать так.
— Какой именно пост?
Он снова заколебался. Альмалик не был готов к переговорам. Это прекрасно. Аммар тоже не был готов ко всему этому.
— Первым советником Картады. Разумеется.
Ибн Хайран кивнул.
— И ты официально назначил своего преемника, до вступления в брак и появления законных наследников? — Эта мысль — чудовищная мысль! — пришла ему в голову только сейчас.
Один из мувардийцев у камина шевельнулся. Ибн Хайран повернулся и посмотрел на него. На этот раз этот человек не отвел взгляда, черного от ненависти. Аммар приветливо улыбнулся и медленно отпил из своего бокала, тоже не отводя глаз.
Альмалик Второй тихо спросил:
— Это твое условие, Аммар? Это мудро?
Конечно, это не было мудрым. Это было чистым безумием.
— Сомневаюсь, — беспечно ответил ибн Хайран. — Оставь это про запас. Ты уже начал переговоры о браке?
— Да, мы получили кое-какие предложения, — Альмалик говорил смущенным тоном.
— Лучше тебе поскорее принять одно из них. Убивать детей не так полезно, как зачинать их. Что ты предпринял в отношении Вальедо?
Правитель снова взял свой бокал и осушил его, потом ответил:
— Я получаю бесполезные советы, Аммар. Они ломают руки в отчаянии. Они советуют удвоить париас, потом отсрочить выплату, потом отказаться платить! Я принял собственные меры, чтобы взбудоражить Руанду и… у нас там есть человек, помнишь его?
— Центуро д'Арроза. Твой отец купил его много лет назад. И что с ним?
— Я дал ему указания сделать кое-что, чтобы вызвать смертельную вражду между Руэндой и Вальедо. Ты знаешь, что они все должны были собраться вместе этой весной. Возможно, они уже встретились.
Ибн Хайран задумчиво сказал:
— Король Рамиро и без поддержки брата представляет для тебя угрозу.
— Да, но что, если заставить его выступить против Руэнды, а не против меня? — У Альмалика на лице появилось выражение школьника, который думает, что он сдал экзамен.
— Что ты сделал?
Правитель Альмалик улыбнулся.
— Этот вопрос задает мой верный советник?
Через секунду ибн Хайран улыбнулся в ответ.
— Вполне справедливо. Тогда что насчет самой Фезаны?
Оборона?
— Стараемся, как можем. Запасов продовольствия на полгода. Некоторые стены отремонтировали, хотя денег мало, как тебе известно. Военное пополнение разместили в новом крыле замка. Я разрешил ваджи возбуждать народный гнев против киндатов.
Аммар почувствовал холод, словно порыв ветра ворвался в комнату. Это слушала женщина, стоящая на балконе.
— Зачем? — спросил он очень тихо. Альмалик пожал плечами.
— Мой отец обычно поступал так же. Ваджи нужно ублажать. Они вдохновляют народ. Во время осады это будет важно. А если они и правда выгонят некоторых киндатов из города или убьют несколько человек, будет легче выдержать осаду. Мне это кажется очевидным.
Ибн Хайран ничего не сказал. Правитель Картады посмотрел на него пристально, с подозрением.
— Мне доложили, что ты в День Крепостного Рва проводил время с одной женщиной-лекарем. Из киндатов. На то была причина?
Кажется, ответы на самые трудные вопросы жизни появляются самым неожиданным путем. Странным образом этот холодный, прищуренный взгляд принес ибн Хайрану облегчение. И напомнил о том, почему он никогда не мог по-настоящему полюбить того мальчика, который стал теперь мужчиной, несмотря на множество доводов «за».
— Ты следил за моими перемещениями? Правитель Картады остался невозмутимым.
— Это ты научил меня, что любая информация полезна. Я хотел вернуть тебя. И искал способ добиться этого.
— И шпионить за мной показалось тебе хорошим способом заручиться моей добровольной помощью?
— Помощь, — ответил правитель Картады, — может быть оказана по многим причинам и во многих видах. Я мог бы сохранить это в тайне от тебя, Аммар. Но не сделал этого. Я здесь, в Рагозе, доверился тебе. Теперь твоя очередь: так была причина?
Ибн Хайран фыркнул.
— Хотел ли я переспать с ней, хочешь ты спросить? Брось, Малик. Я пошел к ней, потому что она лечила одного человека, приглашенного на ту церемонию. Человека, который сказал, что слишком болен и не может прийти. Я понятия не имел, кто она, и узнал об этом только потом. Она случайно оказалась дочерью Исхака бен Йонаннона. Тебе это уже известно. Это тебе о чем-нибудь говорит?
Альмалик кивнул головой.
— Лекаря моего отца. Я его помню. Его ослепили, когда родился последний ребенок Забиры.
— И отрезали ему язык. Правитель еще раз пожал плечами.
— Нам надо было ублажить ваджи, не так ли? По крайней мере, заставить их не проповедовать против нас на улицах. Они хотели, чтобы лекарь-киндат умер. Тогда отец меня удивил, как я помню. — Альмалик вдруг развел руками. — Аммар, я пришел к тебе без оружия. Мне не нужно никакого оружия. Я хочу, чтобы ты стал моим мечом. Что мне для этого сделать?
«Этот разговор слишком затянулся, — понял ибн Хайран. — Он причиняет боль, и чем дольше длится, тем больше опасность». У него тоже не было оружия, не считая обычного кинжала, спрятанного на левой руке. Каким бы спокойным ни казался Альмалик, он принадлежал к тем людям, которых можно заставить совершить опрометчивый поступок, а воины-мувардийцы пустились бы в пляс под звездами пустыни, если бы узнали, что Аммар ибн Хайран из Альджейса умер.
Он сказал:
— Дай мне подумать, Малик. У меня контракт заканчивается в начале осени. Возможно, долг чести будет тогда уплачен.
— До осени? Ты клянешься? Я тебя…
— Я сказал, дай мне подумать. Больше я ничего не обещаю.
— А что мне делать до этого времени?
Губы ибн Хайрана насмешливо дрогнули. Он не мог сдержаться. Он был человеком, который во многих явлениях жизни замечал невыразимую иронию.
— Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, как править Картадой? Здесь и сейчас? В этой комнате, во время карнавала?
Через секунду Альмалик рассмеялся и покачал головой.
— Ты не поверишь, как плохо мне служат, Аммар.
