Гибель его людей приводила его в неописуемую ярость.
Он бросился в одиночку, вперед, навстречу этим троим, чтобы погасить ярость возмездием, горе — жестоким и смертоносным движением. Он уже знал, кто умер за его спиной на площади, спасая его жизнь. Ярость, огромное горе. Он хотел встретиться с убийцами лицом к лицу. Но другие его опередили.
Абсолютно голый человек, за которым тянулось по земле что-то, свисающее с его талии, выхватил меч у одного из убитых мувардийцев. Он уже вступил в схватку с одним из выбежавших убийц. С другой стороны бежал живописный павлин, размахивая пастушьим посохом. На бегу Родриго увидел, как павлин опустил этот крючковатый посох сзади на голову еще одного мувардийца. Воин пустыни свалился, словно детская мягкая игрушка. Павлин не колебался: он обрушил второй свирепый удар на череп упавшего человека.
Голый человек — и теперь Родриго понял, что это Альвар де Пеллино, и что тот предмет, который волочился за ним по земле, был привязан вовсе не к его талии, — вступил в бой со своим мувардийцем. Он налетел на него, крича во все горло, и заставил отступить. Он начал наносить и отражать удары мечом, не обращая внимания на свою нагую незащищенность. Родриго, пробегающий мимо них к последнему убийце, быстро рубанул противника Альвара сзади по щиколотке. Это был бой, а не придворный турнир. Убийца издал пронзительный вопль и упал, и Альвар прикончил его одним ударом. Последний противник достался Родриго. Он тоже оказался храбрым, никакого намека на желание сдаться или убежать. Он тоже искусно владел мечом, был вызывающе агрессивным, видя перед собой человека, которого он явился убить. Но все это не продлило срок его жизни под голубой луной, при свете факелов или звезд, которым он поклонялся. Бельмонте был разъярен, а его ярость всегда оставалась в бою холодной и расчетливой. Шестой мувардиец умер от тяжелого, неудержимого удара наотмашь слева по ключице, очень похожего на тот, который только что убил человека с посохом.
Все кончилось. Как за эти годы закончилось столько других подобных боев — так же быстро, как этот бой начался. Родриго Бельмонте был необычайно искусен в таких боях. Это искусство было его определяющей чертой в глазах того мира, в котором он жил. В котором он все еще жил, хотя должен был умереть сегодня ночью.
Родриго повернулся, тяжело дыша, и посмотрел на Альвара и на павлина, который, как это ни поразительно, оказался Хусари ибн Мусой. Хусари сорвал с себя маску и стоял, бледный как мел, над телом человека, которого только что убил. Первое убийство. Для него это нечто новое.
Альвар в наступившей после боя тишине опомнился и осознал свое положение — и свое единственное золотое украшение. В любых других обстоятельствах Родриго расхохотался бы от восторга.
Но сейчас в нем не осталось смеха. Ни в ком из них. Много других солдат из его отряда спешили к ним. Один из них молча бросил Альвару свой плащ. Альвар завернулся в него и отвязал поводок.
— Вы в порядке?
Это спросил Мартин, пристально вглядываясь в Родриго. Бельмонте кивнул:
— Ничего серьезного.
Он больше не проронил ни слова, прошел мимо всех, мимо шестерых мертвых мувардийцев и людей из своего отряда, мимо перепуганной толпы на площади.
Он подошел туда, где Лайн Нунес скорчился рядом с маленькой фигуркой человека, который лежал на камнях и часто дышал. Жизнь вытекала из глубокой раны в его горле. Лайн сложил свой плащ и подложил под голову умирающему. Лудус схватил факел и держал его над ними. Кто-то принес еще огня.
Родриго бросил взгляд и вынужден был прикрыть на мгновение глаза. Он видел это много раз; он должен был уже привыкнуть к подобному зрелищу. Но не привык. Это невозможно с людьми, которых ты знаешь. Он встал на колени, на пропитанные кровью камни, и осторожно снял символическую полумаску, которую этот человек надел, делая уступку обычаям карнавала Рагозы.
— Велас, — позвал он.
И обнаружил, что больше ничего не может сказать. Такой человек, как этот, не должен умереть подобной смертью, это так несправедливо. Он не должен был умирать здесь, с кинжалом в груди и с этой ужасной, кровоточащей раной. Эта несправедливость была отвратительна.
— Они… мертвы? — Глаза умирающего человека были открыты — ясные, горячие, сражающиеся с болью.
— Все мертвы. Ты спас мне жизнь. Какие слова я могу сказать?
Велас глотнул, попытался снова что-то сказать, но ему пришлось пережидать огромную, жестокую волну боли, накатившую на него.
— Позаботьтесь… о ней, — шепнул он. — Прошу вас… Родриго почувствовал, что горе готово захлестнуть его.
Самое древнее, безграничное горе всех людей, и каждый раз новое. Конечно, именно об этом Велас из Фезаны должен был попросить перед смертью. Как тот мир, в котором они живут, допускает подобные вещи? Почему ближе всех не оказался Лайн, или Лудус, Мартин… любой из десятка солдат, когда Родриго упал на землю среди врагов? Любой из многих мужчин, которых горько оплакивали бы, но чью смерть при подобных обстоятельствах восприняли бы как нечто предопределенное, как известный и оправданный риск в той жизни, которую они выбрали.
— Мы о ней будем хорошо заботиться, — тихо произнес он. — Клянусь. Мы окружим ее такой же нежной заботой, какой окружал ее ты.
Велас удовлетворенно кивнул. Даже это небольшое движение вызвало новый поток крови из ужасной раны.
Он снова закрыл глаза, В его лице не осталось ни кровинки. Он сказал, не открывая глаз:
— Можете… найти?
И это Родриго тоже понял.
— Найду. Я найду ее для тебя.
Тут он поднялся и зашагал прочь, в пропитанной кровью одежде. Он шагал быстро и целеустремленно. Чтобы попытаться сделать то, что, по правде говоря, было не по силам ни ему, ни любому другому в эту ночь: найти одну женщину в маске в темном кружении карнавала.
Вот почему его не оказалось на площади: он стучал в дверь ее дома, потом снова шел назад по улицам, изо всех сил выкрикивал ее имя, преодолевая шум и смех вокруг, когда сначала Аммар, а потом Джеана прибежали туда, опасаясь найти Родриго мертвым, и обнаружили, что это Велас лежит на камнях, освещенный факелами в руках молчащих солдат.
Джеана никогда не сознавала, какой любовью среди солдат из отряда Вальедо пользовался этот маленький человечек, который долгие годы служил ее отцу, а потом ей самой. Ее это не должно было так удивлять. Военные люди ценят компетентность, внутреннюю силу и верность, а Велас был воплощением всего этого.
Особенно Альвар воспринял его смерть очень тяжело, чуть ли не винил себя за нее. По-видимому, он был вторым человеком, появившимся на площади, когда на Родриго напали. Джеана не знала, откуда он появился, но догадывалась, что он был с женщиной где-то поблизости.
Мысли у нее путались. Ночь почти закончилась. Тонкий полумесяц белой луны теперь висел над головой, но через открытые окна на востоке уже можно было заметить посеревшее небо. Они находились в казарме, в столовой на первом этаже. Кажется, на улицах стало тише, но так могло только казаться за этими толстыми стенами. Джеане хотелось сказать Альвару, что нет ничего зазорного в том, чтобы быть с женщиной во время карнавала, но она еще была не в состоянии произнести ни слова.
