Кто-то — Хусари, как ей показалось, — принес ей чашку с теплым напитком. Она сжала чашку обеими руками, ее била дрожь. Кто-то другой закутал ее плащом. Еще один плащ закрывал тело Веласа, лежащее на одном из столов возле нее. Третий покрывал того солдата, который погиб у дверей, когда в дом ворвались мувардийцы. Дверь не была заперта. Кажется, он наблюдал за танцами на площади.
Она долго и безутешно плакала. И теперь чувствовала себя опустошенной, оцепеневшей. Ей было очень холодно, даже под плащом. Мысленно она попыталась начать письмо матери и отцу… потом остановилась. Процесс подбора необходимых слов грозил новыми слезами.
Он был частью ее мира всю жизнь; пусть он не стоял в самом центре этой жизни, но всегда находился где-то рядом. Он никогда в жизни, насколько ей было известно, не прибегал к насилию, не причинил вреда ни одному человеку до сегодняшней ночи, когда он атаковал мувардийского воина и спас жизнь Родриго.
Это напомнило ей еще кое о чем, слишком поздно. Она огляделась и увидела, что Лиан Нунес промывает и перевязывает раны Родриго. «Это должна была делать я», — произнес внутренний голос, но она не могла. Она не могла бы сделать это сегодня.
Она увидела, что пришел Аммар и теперь сидит на корточках рядом с ней. Она также запоздало осознала, что на ней его плащ. Он вопросительно посмотрел на нее, потом взял ее за руку, ничего не говоря. Как осознать то, что они целовались в эту самую ночь? И он сказал ей слова, которые открыли новые горизонты в этом мире.
Потом — правитель Картады.
Потом — Велас на булыжнике мостовой.
Она никому не рассказала об Альмалике. Мужчина, которого она любила, был здесь — теперь она могла мысленно произнести это слово, признаться самой себе, — и об этой части темного водоворота ночи предстояло поведать ему или сохранить ее в тайне.
Она достаточно услышала с балкона, чтобы отчасти понять то, что лежало между Аммаром и юным, испуганным правителем Картады. Правителем, который тем не менее был достаточно расчетлив, чтобы послать убийц из пустыни к Родриго Бельмонте. Он также приказал казнить того воина, который бросил кинжал в Аммара. Здесь было нечто сложное, причиняющее боль.
Она не могла стремиться отомстить за Веласа, отправив этих людей в погоню за правителем Картады. Это Родриго они пытались убить, а наемные солдаты, скачущие по землям тагры и пересекающие границы Ашара и Джада, ведут жизнь, которая создает такую возможность и даже превращает ее в вероятность.
К Веласу это не относилось. Велас бен Исхак — он взял имя ее отца, когда принял веру киндатов, — вел жизнь, которая должна была завершиться доброй и окруженной заботой старостью. Не на столе в зале казармы с нанесенной раной на шее.
Джеане пришло в голову, в том полудремотном состоянии, в котором она пребывала, что ей тоже в ближайшие дни нужно принять решение. Выбор стороны стоял не только перед Аммаром и Родриго. Она была лекарем банды вальедских наемников и придворным лекарем Рагозы. И еще она была гражданкой Фезаны, на земле Картады. Ее дом находится там, и ее семья тоже. Фактически это ее собственный правитель выехал сегодня ночью из этих стен, всего с одним спутником, и отправился в опасное путешествие домой. Этот человек приказал убить вальедца, врага джадитов, Бич Аль-Рассана.
Человека, который мог, благодаря своей доблести и доблести своего отряда, захватить ее родной город, если бы присоединился к королю Рамиро и если бы нападение на Фезану стало реальностью. Джадиты Эспераньи сжигали киндатов или превращали их в рабов. Остров гробницы королевы Васки оставался местом святого паломничества.
Аммар держал ее за руку. Вернулся Хусари. Его глаза покраснели. Она подняла свободную руку, и он взял ее в свои ладони. Добрые люди окружали ее в этой комнате, порядочные, заботливые люди. Но самый порядочный, самый любящий, тот, который любил ее с самого дня ее рождения, лежал мертвый на столе под солдатским плащом.
Где-то в глубине опечаленного сердца Джеаны зародилась дрожь, предчувствие грядущих страданий. Ей показалось, что мир Эспераньи, мир Аль-Рассана несется очертя голову к чему-то огромному и ужасному, и гибель Веласа и солдата-караульного в казарме, и даже семерых воинов пустыни сегодня ночью — все это лишь прелюдия к гораздо худшему.
Она оглядела большую комнату и при свете факелов увидела мужчин, которые ей нравились и вызывали у нее восхищение, а некоторых она любила. Ее странное, опустошенное состояние породило вопрос: сколько из них доживут до следующего карнавала в Рагозе?
И состоится ли следующий карнавал через год? Подошел Родриго, без сорочки, самую серьезную рану закрывала аккуратная, умело наложенная повязка. Верхняя часть его тела и руки были твердыми и мускулистыми, их покрывали шрамы. Теперь появится еще один, когда эта рана заживет. Надо будет взглянуть на нее позднее. Иногда работа становится единственной преградой между жизнью и пустотой за ее пределами.
У него было странное выражение лица. Она не видела его таким с той ночи, когда познакомилась с ним и они смотрели, как горит деревня к северу от Фезаны. Сейчас в нем чувствовались тот же гнев и боль, которая так несвойственна его профессии. Но, возможно, это не так, возможно, Родриго хорошо делает свое дело именно потому, что знает цену действиям солдат на войне?
Странно, как скачут ее мысли. Вопросы, на которые нет ответов. Похоже на смерть. Пустота. Неумолимый враг лекаря. Глубокая рана, нанесенная мечом в область ключицы. На это нет ответа.
Она прочистила горло и спросила:
— Он обработал рану, перед тем как наложить повязку?
Бельмонте кивнул.
— Извел целую бутылку вина. Разве меня не было слышно? Она покачала головой.
— Похоже, он перевязал тебя как следует.
— Лайн делает это много лет.
— Знаю.
Ненадолго воцарилось молчание. Он опустился перед ней на колени, рядом с Аммаром.
— Его последними словами, обращенными ко мне, была просьба позаботиться о тебе. Джеана, я поклялся ему сделать это.
Она прикусила губу.
— Мне казалось, что меня наняли заботиться обо всех вас.
— Это дело взаимное, дорогая, — произнес Хусари. Аммар ничего не сказал, только смотрел. Его пальцы в ее руке были холодными.
Родриго взглянул на него, заметил их сплетенные руки и продолжил:
— Мувардийские убийцы вызывают мысли о Картаде. — Он встал.
— Я тоже так думаю, — ответил Аммар. — Собственно говоря, я это знаю. С ними был еще посол, и он нашел меня. С другим поручением.
Родриго медленно наклонил голову.
— Он хочет, чтобы ты вернулся?
— Да.
— Мы это предполагали, правда?
— Думаю, Альмалик хотел удостовериться, что я об этом знаю.
— Какое было сделано предложение?
— Было предложено все, чего можно ожидать. — Голос Аммара звучал холодно.
