Это Родриго тоже заметил.
— Извини. Мне не следовало спрашивать.
— Возможно. Но ты спросил. Задавай следующий вопрос. — Аммар отпустил руку Джеаны и встал.
Двое мужчин смотрели друг на друга, серые глаза в голубые.
Родриго кивнул головой, словно принимая вызов.
— Очень хорошо. Что ты ему сказал?
— Что я не знаю, вернусь или нет.
— Понятно. Это правда?
— В то время — да.
Молчание.
— Прошло не так уж много времени, если это случилось сегодня ночью.
— Да. Но кое-что изменилось.
— Понимаю. И что бы ты ответил, если бы тебе задали тот же вопрос сейчас?
Небольшое, нарочитое колебание.
— Что я вполне доволен тем обществом, в котором нахожусь. — Здесь был некий нюанс, насколько поняла Джеана. Через секунду она увидела, что Родриго тоже его уловил.
Он обвел рукой комнату.
— Это общество — мы?
Ибн Хайран наклонил голову.
— Отчасти. — Оба они были одного роста; вальедец — шире в плечах и груди.
— Понятно.
— А ты? — спросил Аммар, и теперь Джеана поняла, почему он позволял задавать эти вопросы, даже поощрял их. — Где будут служить люди Родриго Бельмонте этим летом?
— Мы скоро выступим против Картады. С армией Рагозы.
— А если король Рамиро тоже выступит? Подойдет к стенам Фезаны? Что тогда, о Бич Аль-Рассана? Потеряем ли мы тебя? Будем ли страшиться одного вида твоего знамени?
Некоторые солдаты его отряда подошли ближе и слушали. В комнате было тихо, теперь уже на востоке действительно стало светлеть. Скоро восход.
Родриго долго молчал. Потом сказал:
— Я тоже вполне доволен тем, где я нахожусь.
— Но?
Гнев погас в глазах Бельмонте. Но то, другое, еще оставалось.
— Но если армии Эспераньи пересекут земли тагры, то, думаю, нам следует к ним присоединиться.
Джеана выпустила из легких воздух. Она и не осознавала, что затаила дыхание.
— Конечно, тебе следует так поступить, — сказал Аммар. — Ты для этого жил всю жизнь.
Родриго впервые отвел глаза, потом снова посмотрел на него.
— Какого ответа ты ждешь?
Тон Аммара внезапно стал жестким, безжалостным.
— А, ну… как насчет «Умрите, собаки-ашариты! Свиньи-киндаты!»? Что-то в этом роде?
Солдаты зароптали. Родриго поморщился и покачал головой.
— От меня ты этого не услышишь, Аммар. И от тех, кто вместе со мной.
— А от тех, кто будет воевать вокруг вас? Родриго снова покачал головой, почти упрямо.
— И снова, что я могу тебе сказать? Полагаю, они будут очень похожи на мувардийцев. Ими будет двигать ненависть и благочестие. — Он сделал странный жест, расправил обе ладони, потом снова сжал кулаки. — Ты мне скажи. Что будут делать хорошие люди в такой войне, Аммар?
Ответ Аммара был таким, какого боялась и ожидала Джеана:
— Убивать друг друга, пока что-то не закончится в этом мире.
Альвар и Хусари отвели ее домой, когда солнце вставало над замусоренными и пустыми улицами. Они все очень нуждались во сне. Альвар занял свою прежнюю комнату на первом этаже, ту, в которой жил, когда они втроем с Веласом приехали сюда через рагозский перевал. Хусари лег на кровать Веласа рядом с комнатой, где Джеана принимала своих больных.
Она пожелала им спокойной ночи, хотя ночь уже закончилась. Поднялась наверх, к себе в спальню. Открыла окно и стояла, наблюдая, как светлеет небо над крышами домов на востоке.
Утро обещало быть чудесным. Предрассветный ветер принес аромат цветущего миндаля из сада напротив. Было тихо. Улицы опустели. Велас не увидит этого утра.
Она снова попыталась обдумать, как сообщить обо всем матери и отцу, и снова отодвинула от себя эти мысли. Она подумала о другом: надо будет организовать погребение по обряду киндатов. Аврен поможет. Возможно, ей следует его об этом попросить? Найти человека, который споет древние слова литургии: «Одно солнце бога. Две луны его возлюбленных сестер. Бесчисленные звезды, чтобы светить в ночи. О, мужчины и женщины, рожденные на темной дороге, только взгляните вверх, и огни приведут вас домой».
Она снова заплакала, слезы лились по ее щекам и падали на подоконник.
Через некоторое время она вытерла лицо тыльной стороной ладони и легла на кровать, не потрудившись раздеться, хотя ее одежда была испачкана кровью. Слезы высохли. Их место заняла пустота, распространявшаяся из ее сердца. Она лежала, но не могла спать.
Чуть позже она услышала снаружи какой-то звук. Она ждала этого звука.
Аммар вскочил на подоконник снаружи. И долго сидел там, не двигаясь, и смотрел на нее.
— Ты простишь меня? — спросил он наконец. — Мне необходимо было прийти.
— Я бы тебя никогда не простила, если бы ты не пришел, — сказала она. — Обними меня.
Он спрыгнул на пол и пересек комнату. Лег на кровать рядом с ней, и она положила голову ему на грудь. Она слышала биение его сердца. Закрыла глаза. Его рука прикоснулась к ее волосам.
— О любимая, — тихо сказал он. — Джеана.
Она снова заплакала.
Это тоже прошло, хоть и не скоро. Когда она уже успокоилась, он снова заговорил.
— Мы можем лежать так столько, сколько захочешь. Все в порядке.
Но в ней была пустота, и эту пустоту нужно было заполнить.
— Нет, не можем, — ответила она, приподняла голову и поцеловала его. Соль. Ее собственные слезы. Она подняла руки и запустила пальцы в его волосы, и снова поцеловала его.
Много позже, когда оба уже были без одежды, в его объятиях, под одеялом, она погрузилась в столь необходимый ей сон.
Он не спал. Он слишком хорошо понимал, что должно произойти позднее, в этот же день. Ему придется покинуть Рагозу до наступления темноты. Он будет настаивать, чтобы она осталась здесь. Она откажется. Он даже знал, кто будет настаивать на том, чтобы отправиться с ними. На западе маячила тьма, подобно огромной грозовой туче. Над Фезаной. Где они встретились. Он лежал без сна, сжимая ее в своих объятиях, и тут он понял всю иронию судьбы, наблюдая, как только что вставшее солнце льет лучи в восточное окно и заливает их обоих, словно кто-то или что-то пожелало окутать их благословением, созданным из чистого света.
Часть V
Даже солнце заходит.
Глава 15
Наместник в Фезане был человеком осторожным и наблюдательным. Если он иногда и вспоминал, что покойный правитель Альмалик Первый, Лев Картады, начинал свое восхождение к славе с поста наместника халифов Силвенеса в этом городе, чаще он напоминал себе о том, как необыкновенно ему повезло, что он единственный из наместников пережил переход власти от отца к сыну.
