В этот момент все придворные, как один, посмотрели на стоящих у дверей мувардийцев, единственных в зале людей с оружием. Люди с закутанными лицами проявили необъяснимую безучастность к тому, что произошло. Ибн Хайран заметил направление взглядов.
— Наемники, — мрачно произнес он, — это наемники.
Он не прибавил, хоть и мог бы, что воины из племени пустыни не отвели бы и секунды времени в своих молитвах этому только что умершему развращенному мирянину, который был хуже неверного. С точки зрения мувардийцев, все правители Аль-Рассана заслуживали примерно одинаковой судьбы. Если бы они все убили друг друга, звездные видения Ашара могли бы воплотиться на этой земле.
Тут один из людей с закутанными лицами вышел вперед, к возвышению. Он прошел мимо Забиры, которая продолжала стоять неподвижно, прижав ладони ко рту.
— Не совсем, — тихо ответил он, но его слова были услышаны, и их запомнили.
Затем он поднялся на возвышение и спустил ткань с нижней части лица, и тогда все собравшиеся в зале увидели, что это в действительности наследник престола Картады, Альмалик ибн Альмалик, тот самый, с нервно подергивающимся веком, который, по словам отца, похож на прокаженного.
В тот момент он был больше похож на воина пустыни. И в тот же самый момент он стал правителем Картады.
Теперь трое остальных мувардийцев обнажили мечи, не двигаясь со своего места у двери. Можно было ожидать, что придворные вскрикнут, но страх и потрясение лишают людей дара речи. Единственным звуком в зале приемов какое-то мгновение оставалось дыхание перепуганных людей.
— Стражники по ту сторону двери — мои люди, и по эту сторону тоже, — мягко произнес юный Альмалик. На этот раз его веко не дергалось и не опускалось, как все заметили.
Он посмотрел вниз, на поверженное тело отца. И быстрым, решительным толчком ноги столкнул мертвого правителя с возвышения. Тело скатилось к ногам Забиры. Сын непринужденно уселся среди оставшихся на возвышении подушек.
Аммар ибн Хайран опустился перед ним на колени.
— Да явят святой Ашар и бог среди звезд свою милость, — произнес он, — и даруют тебе долгую жизнь, о великий правитель. Будь великодушен в своем величии к твоим верным слугам. Пусть твое царствование будет увенчано вечной славой во имя Ашара.
И он встал на колени и поклонился четыре раза.
За его спиной поэт Сефари внезапно пришел в себя. Он рухнул на мозаичный пол, словно ему подрубили колени, и последовал его примеру. А после все присутствующие в зале приемов склонились в поклонах перед новым правителем Картады, словно были благодарны за подсказку и наконец-то поняли, что надо делать.
Все видели, что единственная женщина в зале, прекрасная Забира, сделала то же самое: она коснулась лбом пола рядом с телом своего мертвого возлюбленного, кланяясь его сыну, как всегда, грациозная и соблазнительная.
Было также замечено, что Аммар ибн Хайран, которого разыскивали по всему Аль-Рассану, не дожидаясь разрешения правителя, поднялся с колен и встал.
Попавшие в этом зале в плен к обнаженным мечам мувардийцев удрученно спрашивали себя, с опозданием, как могли они не узнать его раньше. Ибн Хайран не похож ни на кого благодаря своим невероятно синим глазам. Никто не двигается так, как он. Ничья дерзость не может сравниться с его дерзостью. Когда он снял тюрбан, его знаменитая серьга засверкала — насмешливо, как подумали многие, что вполне простительно. Теперь стало ясно, что он уже давно находился в Картаде. Может быть, в этом самом зале. Многие в зале приемов начали поспешно припоминать свои непочтительные замечания в адрес опального фаворита, которые они, возможно, позволили себе во время его предположительного отсутствия. Ибн Хайран улыбнулся и оглядел их. Его улыбку все хорошо помнили, и сейчас она принесла так же мало облегчения, как это бывало всегда.
— День Крепостного Рва, — произнес он, ни к кому в отдельности не обращаясь, — был ошибкой со многих точек зрения. Всегда плохо не оставлять человеку выбора.
Для поэта Сефари это было совершенно непонятное замечание, но среди колонн и под арками стояли люди более мудрые. Замечание ибн Хайрана потом припомнят и будут обсуждать. Каждый из придворных поспешит первым объяснить его значение.
«На ибн Хайрана, — будут шептаться они в банях и во дворах или в городских тавернах джадитов, — хотели свалить вину за казни в Фезане. Он обладал слишком большой властью в глазах правителя. И это должно было его обуздать. Никто после этого не мог бы ему доверять». И все будут понимающе кивать головой за шербетом или запретным вином.
Эта загадочная фраза стала причиной всех разговоров в последующие дни; по крайней мере, так казалось.
Однако старая истина гласит, что события, великие или малые, не всегда развиваются по сценарию даже самых хитроумных людей.
Новый повелитель Картады за спиной ибн Хайрана закончил раскладывать подушки так, как ему нравилось, и теперь произнес тихо, но очень ясно:
— Мы готовы принять от всех уверения в преданности. Ни одному мужчине нет необходимости бояться нас, пока он хранит нам верность. — Многие отметили, что о женщинах не было сказано ни слова.
Правитель продолжал говорить, и ибн Хайран повернулся к нему лицом.
— В начале нашего царствования мы хотим сделать некоторые заявления. Первое: все официальные траурные обряды будут соблюдаться в течение семи дней, чтобы почтить нашего трагически погибшего правителя и отца.
Мужчины при картадском дворе — большие мастера улавливать малейшие нюансы информации. Никто не заметил ни намека на удивление на лице или в позе ибн Хайрана, который только что убил правителя.
«Он это тоже запланировал, — решили они. — Принц для этого недостаточно умен».
Как оказалось, они ошиблись.
Многим людям в будущем предстояло ошибаться в отношении Альмалика ибн Альмалика. Первый и самый выдающийся из них стоял сейчас прямо перед юным правителем и слушал, как новый повелитель, его ученик и воспитанник, произносит тем же тихим, ясным голосом:
— Вторым заявлением, к нашему прискорбию, будет приказ о ссылке нашего слуги, прежде пользующегося нашим доверием и горячей любовью, Аммара ибн Хайрана.
Ни одного знака, движения, малейшего указания на замешательство у названного человека. Только поднятая бровь — характерный жест, который мог означать так много, — и затем спокойно заданный вопрос:
— За что, мой повелитель?
В устах того, кто только что убил правителя, когда еще теплое тело лежит неподалеку, этот вопрос казался поразительно самонадеянным. Учитывая то, что убийство, без сомнения, было совершено с согласия и при участии юного принца, он был также опасным. Альмалик Второй Картадский посмотрел в сторону и увидел меч своего отца рядом с возвышением. Он протянул руку, почти рассеянно, и взялся за его рукоять. Все видели, что у него снова начало подергиваться веко.
