Невзирая на ясно выраженные взгляды духовных лидеров, люди приезжали в Рагозу издалека, иногда недели тратили на дорогу из Фериереса или Батиары, — хотя на восточных перевалах еще лежал снег, — чтобы принять участие в карнавале. Всегда приятно праздновать возвращение весны. Да и эмир Бадир, который правил со времен падения Халифата, пользовался всеобщим уважением и даже любовью, что бы ни говорили ваджи о нем и его визире-киндате.
Они шли по запруженной толпой улице, лавируя на ходу. Альвар держался за кошелек у пояса. Такое место было раем на земле для воров. У первого же прилавка с масками, у которого они остановились, Альвар выбрал маску орла, как дань уважения Капитану. Он надел ее, и ремесленник, энергично кивая в знак одобрения, протянул ему зеркало. Альвар сам себя не узнал. У него был грозный вид.
— Отлично, — сказала Джеана. — Покупай.
Альвар поморщился под маской, услышав цену, но Хусари поторговался вместо него, и цена снизилась вдвое. Хусари в то утро был весел и блистал остроумием, он повел их вперед, расталкивая толпу локтями. Пройдя немного дальше, он с воплем прыгнул к роскошному изображению головы павлина с плюмажем. Не без труда надел ее на себя. Маска была великолепна, она поражала воображение.
— Никто, — сказала Джеана, делая шаг назад, чтобы получше разглядеть его, — не сможет даже близко подойти к тебе.
— Я смогу! — крикнула какая-то женщина из толпы зрителей. Раздался взрыв непристойного смеха. Хусари осторожно отвесил женщине поклон.
— Есть способы преодолеть подобные трудности, Джеана, — сказал Хусари, его голос странно гулко звучал из-под тесно прилегающей маски и живописных перьев. — Если правда то, что мне известно об этом празднестве.
Альвар тоже слышал такие истории. В казармах, тавернах и башнях ночной стражи неделями только их и рассказывали. Джеана безуспешно пыталась выразить порицание. «Трудно порицать Хусари», — подумал Альвар. Торговец шелком, по-видимому, был одним из тех людей, которые всем нравятся. И еще человеком, который полностью изменил свою жизнь в этот последний год.
Некогда тучный и малоподвижный и далеко не молодой, ибн Муса теперь был безоговорочно принят в отряде Родриго. С ним советовался Капитан, а старый, ворчливый Лайн Нунес — джадит до мозга костей, несмотря на все его непристойные богохульства, — считал его кем-то вроде приемного брата.
С помощью продавца Хусари снял маску. Волосы его растрепались, а лицо раскраснелось.
— Сколько, друг мой? — спросил он. — Эта штука мне почти подходит.
Пристально посмотрев на него, ремесленник назвал цену. Ибн Муса издал пронзительный вопль смертельно раненного человека.
— Мне кажется, — сказала Джеана, — что эти переговоры затянутся на какое-то время. Может, мы с Зири дальше пойдем одни, с вашего позволения? Если я собираюсь участвовать в маскараде, то нет смысла всем знать, что я надену.
— Мы не «все», — запротестовал Хусари, отрываясь от первых залпов торговой дуэли.
— И ты уже знаешь наши маски, — прибавил Альвар.
— Знаю, — сверкнула улыбкой Джеана. — Это полезно. Если мне кто-нибудь из вас понадобится во время карнавала, я буду знать, что искать надо в птичнике.
— Не будь такой самодовольной, — погрозил ей пальцем Хусари. — Альвар может оказаться в логове горной кошки.
— Он этого не сделает, — ответила Джеана.
Хусари рассмеялся. Джеана после недолгого колебания, бросив взгляд на Альвара, повернулась и зашагала прочь. Сжимая в руках свою маску орла, Альвар смотрел ей вслед, пока они с Зири не растворились в толпе.
Хусари, после оживленной перепалки по поводу цены, настолько бурной, что она привлекла еще больше людей, купил маску за цену, равную почти годовому жалованью профессионального солдата. Ремесленник согласился доставить ее позже, когда толпа поредеет.
— Кажется, мне необходимо выпить, — заявил ибн Муса. — Да простит святой Ашар наши грехи в этом мире.
Альвар, для которого это не было грехом, решил, что ему тоже надо выпить, хотя обычно не пил так рано. Они прикончили несколько бутылок, до того как вышли из таверны.
— Горные кошки, — задумчиво произнес в какой-то момент ибн Муса, — по слухам, совокупляются яростно.
— Не надо мне такого говорить! — простонал Альвар. Хусари ибн Муса — торговец шелком, солдат, ашарит, друг, — рассмеялся и заказал еще одну бутылку хорошего красного вина.
Шагая в одиночестве сквозь толпу мимо прилавков с масками, Джеана сурово убеждала себя в том, что ее обман невелик и она имеет полное право остаться одна. Тем не менее она не любила притворяться и очень любила обоих мужчин. Ее саму удивил тот укол ревности, который она явно ощутила, когда длинноногая ашаритка с маской горной кошки улыбнулась Альвару совершенно недвусмысленной улыбкой.
И все же Альвара и Хусари совершенно не касается то, что у нее уже есть карнавальная маска, любезно подаренная визирем эмира. Она устала от постоянных сплетен, которые окружали их отношения, они ее раздражали. Тем более после того как появление соблазнительной Забиры из Картады превратило ухаживания Мазура за Джеаной почти в исключительно ритуальные действия.
Глупо было также волноваться по поводу почти оставленных им попыток завоевать ее, как раньше по поводу его прежней уверенности в том, что ее капитуляция — всего лишь вопрос времени, но Джеана остро сознавала, что именно таковы ее чувства.
Она вздохнула. Она даже представить себе не могла, что сказал бы на все это сэр Реццони из Батиары. Что-нибудь насчет сути природы женской половины человечества. Бог и его сестры свидетели, как часто они спорили об этом в период ее жизни в Батиаре. Она написала ему после того, как пришли известия о Соренике. Но пока ответа не получила. Он жил по большей части там, но не всегда. Часто он увозил с собой на север семью, пока читал лекции в каком-нибудь из других университетов. Но возможно, он погиб. Она изо всех сил старалась не думать об этом.
Оглянувшись, Джеана заметила Зири, который пробирался сквозь толпу неподалеку от нее. Некоторое время после того как их с Веласом похитили убийцы, посланные к двум детям, Джеане приходилось подавлять в себе тревогу всякий раз, когда она выходила на улицу. Она довольно быстро поняла, что Зири всегда находится неподалеку. Он стал ее маленькой тенью, научился — в слишком юном возрасте — прятать на теле кинжал и использовать его убийственную силу. Он убил человека, чтобы спасти ей жизнь.
Однажды ночью ее вызвали в казармы к Зири. Сначала он показался ей смертельно больным: у него было очень бледное лицо, его сотрясали приступы рвоты. Но оказалось, что все дело в вине. Люди Родриго впервые взяли его с собой в таверну. Она гневно отчитала их за это, и они стерпели. Но, по правде говоря, Джеана понимала, что они знакомят его с жизнью, которая сулила ему гораздо больше того, что он получил бы в Орвилье. Сложится ли его судьба лучше, счастливее? Как может смертный знать ответ на этот вопрос?
