Родриго сказал:
— Мне на этот вопрос ответить сейчас так же трудно, как было зимой. Помнишь, ибн Хайран спрашивал меня об этом же?
Джеана помнила: в то утро, когда она чуть не погибла вместе с двумя мальчиками, единственным грехом которых было то, что они приходились сводными братьями правителю.
— Действительно ли деньги, которые ты здесь зарабатываешь, важнее преданности Вальедо?
— Если так поставить вопрос — нет. Но есть и другие способы сформулировать его, Джеана.
— Скажи, какие.
Он смотрел на нее спокойными серыми глазами. Очень немногое могло вывести его из себя. Даже хотелось попробовать это сделать. «Но этот человек, — внезапно подумала она, — разговаривал со мной так, словно я была его доверенным офицером. Никаких скидок, никакой снисходительности. Ну, почти никаких». Она не была уверена в том, что он так же поддразнивает Лайна Нунеса.
— Должна ли верность моим представлениям о чести перевесить мой долг по отношению к жене и будущему моих детей?
Здесь, вблизи от воды, дул ветер. Джеана сказала:
— Объясни мне это, пожалуйста.
— Лайн и Мартин боятся, что мы можем упустить настоящий шанс, оказавшись в ссылке именно в этом году. Они заставляют меня написать Рамиро прошение о разрешении вернуться, а потом, если он согласится, расторгнуть мой контракт здесь. Я решил этого не делать. Есть некоторые вещи, которых я делать не стану.
— Что именно? Расторгать контракт или подавать прошение?
Он улыбнулся.
— Собственно говоря, и то, и другое. Второе еще менее вероятно, чем первое. Я мог бы вернуть свое жалованье, я, конечно, не успел его потратить. Но подумай вот о чем, Джеана. Более важно вот что. Если Вальедо двинется на юг через тагру и осадит Фезану, каким людям, по-твоему, Рамиро отдаст земли в случае успеха кампании? — Он посмотрел на нее. — Понимаешь?
Будучи сообразительной и дочерью своего отца, она поняла.
— Ты будешь скакать вокруг Рагозы, преследуя бандитов за жалованье, когда можно завоевать целые королевства.
— Не совсем целые королевства, но нечто существенное, несомненно. Гораздо больше, чем жалованье, каким бы щедрым оно ни было. Так что скажите, доктор, должен ли я дать моим мальчикам шанс стать наследниками, скажем, наместника короля в Фезане? Или наследниками только что завоеванных земель между здешними местами и Карказией, с разрешением на строительство замка?
— На это я не могу ответить. Я не знаю твоих мальчиков.
— Это не важно. Они — мальчики. Вопрос в том, к чему должен стремиться мужчина, Джеана? Не поступаясь честью? — теперь его взгляд бы прямым и даже немного пугающим. Сэр Реццони имел обыкновение так смотреть. Она все время забывала, до тех пор, пока ей не напоминали, как сейчас, что Родриго был учителем, а не только одним из тех воинов полуострова, которых опасались больше всех.
— Все равно не могу ответить, — сказала она.
Он покачал головой, впервые проявляя нетерпение.
— Ты думаешь, я иду на войну и убиваю, отдаю приказы убивать сдавшихся в плен противников, заживо сжигать женщин — а я это делал, Джеана! — просто из глупого боевого задора?
— Тебе лучше знать.
Она немного продрогла здесь, в тени. Не этого она ожидала от утренней прогулки по городу.
— Война иногда доставляет удовольствие, это правда. — Он выбирал слова. — Я не стану этого отрицать. Плохо это или хорошо, но я острее всего чувствую себя живым в присутствии смерти. Мне необходимы опасность, чувство локтя, гордость власти. Шанс завоевать почет, славу, даже состояние — это все имеет значение в нашем мире, если не в раю для душ Джада. Но это уводит меня прочь от тех, кого я люблю, и оставляет их беззащитными перед опасностью в мое отсутствие. И конечно, конечно, если мы не просто животные, которые живут, чтобы драться, для кровопролития должна существовать причина.
— И какая же это причина? Для тебя?
— Власть, Джеана. Бастион. Способ добиться такой безопасности, какой можно добиться в этом непрочном мире, и шанс построить для сыновей что-то такое, что останется после моей смерти.
— И вы все этого хотите? Это именно то, что вами движет?
Он задумался.
— Я бы не стал говорить за всех. Некоторым достаточно сладостного возбуждения. Крови. Некоторые действительно убивают из любви к убийству. Ты видела таких в Орвилье. Но готов побиться об заклад… готов побиться об заклад, что, если ты спросишь Аммара ибн Хайрана, он ответит тебе, что находится здесь, в этом городе, потому, что еще до конца лета надеется править Картадой от имени эмира Бадира.
Джеана внезапно вскочила. Она пошла дальше, напряженно размышляя. Родриго подхватил свой сверток, догнал ее и зашагал рядом. Они шли молча мимо складов, пока не достигли конца длинного пирса, и остановились над синей водой. Рыбацкие лодки украшали к карнавалу. На снастях и мачтах появились фонарики и флажки. Солнце стояло уже над головой; в полдень на улицах осталось мало народу.
— Вы не можете оба добиться своего, правда? — в конце концов произнесла Джеана. — Ты и Аммар. Или можете, но не надолго. Рамиро не может завоевать Фезану и удержать ее, если Бадир возьмет Картаду и удержит ее.
— Они могли бы, полагаю. Но нет, не думаю, чтобы произошло и то, и другое. И конечно, это не получится, если я останусь здесь.
Он не был тщеславным, но знал себе цену. Она взглянула на него снизу вверх. Он смотрел вдаль, на воду.
— Ты действительно в затруднении, правда?
— Как я уже тебе говорил, — тихо ответил он. — Скоро армии двинутся в поход, и я не знаю, чем это закончится. Возможно, ты забыла, но есть и другие игроки.
— Нет, не забыла, — возразила Джеана. — Я о них никогда не забываю. — Сейчас на озере разворачивалась запоздавшая лодка, ее белые паруса ярко сверкали на солнце, она направлялась в гавань с утренним уловом. — Позволят ли мувардийцы твоему народу завоевать Аль-Рассан?
— Не завоевать, а вернуть. Нет, в этом я сомневаюсь, — ответил Родриго Бельмонте.
— Значит, они тоже придут? Этим летом?
— Возможно, если это сделают северные правители.
Они наблюдали, как чайки кружат и пикируют над водой.
Белые облака, быстрые, как птицы, мчались над головой.
Джеана посмотрела на стоящего рядом человека.
— Значит, это лето станет концом чего-то.
— Можно сказать, что каждое время каждого года является концом чего-то.
— Да, можно сказать. Ты так считаешь?
Он покачал головой.
— Нет. Я уже давно ощущаю приближение перемен. Не знаю, какими они будут. Но думаю, они надвигаются. — Он помолчал. — Конечно, мне случалось ошибаться насчет подобных вещей.
