Заряды, спешно установленные на главном замке кузова, послушно грохочут, освобождая кузельный тягач от ноши, и тяжеленный прицеп медленно уходит назад, одновременно разворачиваясь и заваливаясь набок.
– Есть! – рявкают набившиеся в кабину диверсанты.
– Да!!
А водитель крана делает всё, чтобы разминуться с неожиданно появившейся преградой. Строитель выворачивает, входит левым бортом в некстати подвернувшийся ангар, прорывается, но всё-таки не избегает столкновения с продолжающим движение прицепом. Железо врезается в железо, гигантский паротяг встряхивает, кран срывает с крепежа, и длинная стрела плавно идёт вправо.
– Ядрёная пришпа!!
Помпилио понимает, что его несёт, и он ничего не контролирует. Везёт в одном: высоких строений поблизости не оказывается, и пятнадцатиметровая стрела, очертив стремительный круг, ни во что не врезается.
А когда она возвращается на прежнее место, дер Даген Тур видит перед собой «Клоро»: водитель бронетяга ударил по тормозам позднее Крачина, и машины изрядно сблизились. Пулемётный огонь стих: ошарашенные эрсийцы разглядывают заканчивающую круг стрелу, вцепившегося в неё человека и совершенно не мешают Помпилио достичь узкой, чернеющейся на броне цели.
Два выстрела сливаются в один. Фоговые заряды влетают внутрь, врезаются в стенку, и вспыхивает беспощадный «Алдар», заставляя взреветь обожжённого механика. «Клоро» встаёт, из щели бьёт огонь, внутри дым. Проклиная все на свете, Сычин выпрыгивает из башни, но замечает, что строитель, на корме которого по-прежнему крутится стрела, тоже останавливается.
– Аллакут! – встревоженный Крачин распахивает дверцу и высовывается из кабины. – Аллакут!
– Ядрёная пришпа! – Помпилио соскакивает с замедлившейся стрелы на платформу и крутит головой. – Не помешала бы рюмашка крепкого.
Освободившийся от кузова тягач уже в полутора кварталах, пришедшие в себя эрсийцы начинают проявлять интерес к замершему крану. Звучит первый выстрел.
– Надо уходить! – рявкает дер Даген Тур. Он спрыгивает на землю и начинает махать руками: – Сюда!
Крачин поднимает глаза к небу и выдаёт негромкое ругательство.
Аэроплан, судя по всему, давно летел над их головами, а теперь, увидев, что адиген потерял паротяг, пилот направляет машину на посадку. Самолёт опускается на широкую улицу и катится вперёд, медленно теряя скорость.
– Что рот раскрыл? – орёт снизу Помпилио. – Не забудь «Жимолость»!
И припускает к биплану.
Ошарашенный Аксель хватает бамбаду, покидает изувеченный паротяг, на корме которого продолжает раскачиваться стрела, бежит следом и вскакивает на крыло за секунду до того, как самолёт отрывается от земли, – ждать его никто не собирался. Затем выпрямляется, вцепившись в борт, и слышит от стоящего с другой стороны адигена:
– Стервецы пересаживаются в катер!
Беглецы устроили аварию совсем близко от берега, от небольшого причала, где их ожидал стоящий под парами катер. Брошенный тягач сиротливо замер в шаге от пирса, последний оставшийся на берегу беглец как раз запрыгивает на борт, и нет никаких сомнений в том, что катер выйдет в море до того, как над ним начнёт описывать круги биплан.
– Мы сможем заставить их вернуться! – перекрикивает ветер Аксель.
Не так сложно: убить пару беглецов, чтобы остальные сообразили, чего от них хотят, но адиген качает головой:
– Не получится! – И тычет пальцем в торчащий у берега паротяг. Точнее, в бегущего от него мужчину, руки которого связаны за спиной. – Или беглецы, или Касма!
– Хитрые, гады!
– Согласен!
Почему неизвестные бросили добычу сейчас, не важно. Значение имеет только то, что, если они продолжат погоню, Касма попадет к эрсийцам: часть кирасиров тушит дымящийся «Клоро», зато остальные рассыпались цепью и постепенно приближаются к берегу.
Крачину кажется, будто он слышит скрип адигенских зубов, но удивиться Аксель не успевает: Помпилио машет рукой, наклоняется к пилоту и кричит:
– Спускайся! Нужно забрать того парня!
– После чего они вновь подняли аэроплан в воздух и улетели, – закончил Сычин.
Маршал пошевелил пальцами, словно стряхивая с них пыль, поморщился и глухо заметил:
– Я очень разочарован.
Сычин понурился, продемонстрировав, что переживает за неудачу, и добивать начальника охраны Тиурмачин не стал. Тем более они как раз добрались до мачты, к которой пришвартовался доминатор, и должны были вот-вот покинуть салон «Синг Силачика».
А затем покинуть проклятую планету.
Навсегда.
Маршал тяжело вздохнул.
Потеря Касмы коренным образом изменила ситуацию: если до сих пор Помпилио мог только догадываться о роли Дагомаро в смерти Лилиан, то теперь он узнал все подробности. И узнал о предательстве своего старого друга Гектора Тиурмачина. И каков будет следующий ход адигена, предсказать несложно.
– Меня ждёт яд, – пробормотал Тиурмачин.
– Извините? – Сычин удивлённо посмотрел на старика. – Вы что-то сказали, мой маршал?
– Мы приехали! – Гектор зло дёрнул ручку двери, выбрался из автомобиля, не дожидаясь помощи, и яростно огляделся.
«Месяц? Да, одного месяца убийцам хватит, чтобы подобраться ко мне. Может, чуть меньше, зависит от того, как сильно зол Помпилио. И ведь ничего не поделаешь. Совсем-совсем ничего не поделаешь…»
Тиурмачину стало горько. Он смотрел на замерших вокруг телохранителей, на мощных кирасиров, облачённых в благлитовые доспехи, на «Клоро», на тяжёлый крейсер и понимал, что никто и ничто не спасёт его от мести адигена: ни герои, ни пушки. Приговор подписан. Один месяц.
Кольнуло с левой стороны груди, слюна стала горькой.
«Я боюсь? Да, получается, боюсь».
– Мой маршал? – вопросительно произнес Сычин, преданно глядя на задумавшегося старика.
– Пора. – Тиурмачин сделал шаг к мачте, но замер, услышав изумлённые восклицания, и задрал голову к небу.
Над Сферой Шкуровича вышли из Пустоты три лингийских доминатора.
Глава 5,
в которой принимаются непростые решения
Они не виделись с Линегарта. Точнее, с того момента, как расстались на патрулировавшем северный берег Приоты корвете, возле которого Помпилио распорядился приземлиться. Если совсем точно: приводниться. Там-то их пути и разошлись: адиген на угнанном паровинге продолжил путь в Унигарт, а Кира подождала отца и вернулась в сферопорт на его флаг-яхте. С тех пор они с Помпилио не встречались. Не обсуждали случившееся, не обменивались впечатлениями и потому сейчас испытывали некоторую… неловкость. Да, именно неловкость. У них было общее прошлое, недолгое, но понятное. У них было общее настоящее, с которым никто из них не знал, что делать. Они совершенно не представляли, каким окажется будущее, и потому в начале разговора с огромным трудом подбирали слова.
