Первый же выстрел с доминатора послужил сигналом: шустрая мелочь резко прибавила, азартно вырвалась вперёд и врезала по длинным рядам паровингов тупорылыми торпедами, смешав на Аласоре удивительный коктейль «огонь-вода». И немного крови.
Первый залп дали издалека, но каждая торпеда попала в цель, потому что целей – паровингов – слишком много. Безумно много. Они стояли крылом к крылу и словно ждали палачей. И каждая торпеда – взрыв. Огонь перекидывается на те самолёты, в которые не попали тупорылые, от жара детонируют боеприпасы, королевский уксус из разлетающихся кузелей прожигает всё на своём пути.
Вопли.
Первый залп ещё не отгремел, а минные аппараты уже выплюнули следующие подарки, после которых отвернула часть катеров: у них закончился боезапас. Серия новых взрывов, а сзади накатывает волна вместительных тихоходов, и у каждого заготовлено не менее четырёх торпед.
Взрывы. Огонь. Обломки, трупы и снова взрывы. Моряки добавляют из пулемётов, лупят по берегу, по охваченным пламенем паровингам, не получают ответа и наглеют. Катера подходят к самому берегу, пулемёты бьют по зданиям, и все понимают, что десант обязательно будет.
Потеха.
– Тревога!
Двадцать седьмому отряду достались парашютисты. И аэропланы.
Разбомбить бронетяги хилые самолётные бомбы не могли: и мощь не та, и точности никакой, поэтому бипланы налетели на палатки, для которых и пятидесятикилограммовые «подарки» хороши, не говоря уж о пулемётных очередях.
– Тревога!!
Бомбы падают не дождём, даже не градом – для этого их слишком мало. Бомбы просто падают, невидимые в предрассветном небе до тех пор, пока к нему, предрассветному, не устремляются комья земли и мяса, жуткий салат из того, что несколько минут назад было лагерем. Но и тогда бомбы не разглядеть, уже не разглядеть, потому что они превратились в тысячу осколков, безжалостно секущих полусонных ушерцев.
– Тревога!!
Бомбы заканчиваются, но проклятые бипланы вновь и вновь заходят на лагерь, поливая свинцом «Шурхакенов» палатки и мечущихся солдат. Сегодня небо Приоты принадлежит приотцам, и пилоты сполна пользуются преимуществом. Со вкусом расплачиваются за унижения последних месяцев, наслаждаются истреблением островитян. Сегодня их праздник.
Пулемёты создают свинцовый дождь.
– Тревога!!!
Лепке убит: бомба разнесла его палатку в клочья. Среди нижних чинов паника, людьми овладел животный страх, большинство бросились к лесу, подальше от летящей с неба смерти, бросились, не помышляя об обороне.
«И это ветераны?»
– Ко мне! – Сантеро сам не ожидал, что способен повести за собой людей. Он вскакивает на какой-то ящик, стреляет в воздух и орет: – Ко мне!!
Десяток? Два десятка? Три? Больше! Вокруг ещё есть осмысленные взгляды, и все они обращены к Адаму. Который вдруг понимает, что налёт – лишь первая часть атаки, видит белоснежные облака парашютов и понимает. Десантники уже на земле, готовятся перебить деморализованных ушерцев, и выход только один:
– Вооружиться и в гараж! – Пулемётная очередь режет соседнюю палатку, но Сантеро не обращает на неё внимания, сам стреляет в воздух, стараясь привлечь внимание как можно большего количества солдат. – По машинам, придурки! По машинам!
Сожмите бронированные кулаки! Наши кулаки способны смять кого угодно!
– Держаться ближе!
Парашютисты немного отстали, и Помпилио, воспользовавшись короткой передышкой, оглядывает своих людей: пехотинцы, паровингеры, механики. Два десятка полуодетых солдат, почувствовавших в лысом незнакомце решительность и хладнокровие – именно то, что обязаны демонстрировать сейчас офицеры, – и признавших его командиром.
– Проверить оружие и боеприпасы! Распределить патроны!
Оружие разномастное: пистолеты, револьверы, карабины и винтовки; у некоторых стволы свои, некоторые сняли их с трупов и ушерцев, и приотцев; кто-то догадался прихватить у мёртвых десантников подсумок, кто-то – нет, вот и приходится делить патроны на всех. Один из солдат воспользовался передышкой, чтобы перевязать окровавленную руку, всё правильно, если есть бинт, сейчас самое время им воспользоваться.
«Двадцать штыков…» Дер Даген Тур тихонько вздыхает, прикидывая, что можно сделать со столь небольшим отрядом.
Несколько минут назад их было почти пятьдесят, и командовал ими капитан-лейтенант морского десанта. Который, несмотря на царящий вокруг хаос, точно знал, что делать, и повёл отряд на выручку вице-адмиралу Мальдо, держащему круговую оборону в своей резиденции. Однако в двух кварталах от здания они напоролись на парашютистов, попытались атаковать, получили из пулемётов, потеряли больше половины бойцов и теперь уносили ноги.
Разгром.
– Нужно уходить! – громко произносит Помпилио. К аэродрому не добраться, а ему необходимы крылья, иначе о путешествии в Линегарт можно забыть, и следующая фраза очевидна: – Нам нужен паровинг.
Предложение вызывает скепсис.
– Видите зарево? – осведомляется лейтенант-панцирник. – Это как раз паровинги горят.
– Все не сгорят, – подаёт голос кто-то из лётчиков. – Нужно подобраться к берегу, найти лодку, переплыть на паровинг…
– Глупо…
Но на противоположной стороне улицы появляются парашютисты, и все понимают, что отступать, собственно, больше некуда: только к Аласору, широкая грудь которого давно перестала быть спокойной. Многочисленные взрывы взбаламутили воду, а многочисленные паровинги подсветили её оранжевым и украсили обломками, горящими, дымящимися или же просто – обломками. И ещё – трупами. Восходящее солнце прячется за тучами чёрного дыма, и кажется, что рассвет запаздывает, что не хочет приветливая звезда наблюдать за катастрофическим разгромом островитян.
Ибо гордость ушерской армии – ударная группировка паровингов – перестала существовать.
Крылатые машины горели, тонули, гибли, всхрипывая взрывами, и Кира поблагодарила святую Марту за то, что не увидела их смерть своими глазами. Точнее, потом поблагодарила, а тогда, в предрассветном фадикурском пожаре, она задыхалась от ярости, мечтая как можно скорее прорваться к озеру, но высадившийся с катеров десант не подпустил их небольшую группу к берегу.
– Ненавижу!
Бомбежка прекратилась, но над городом неспешно проплывают приотские импакто, огромные серебристые киты, оседлавшие океан чёрных туч. И киты эти – злые, бьющие по скоплениям ушерцев из пулемётов и автоматических тридцатимиллиметровых пушек, а ещё – из восьмидесятимиллиметровых «Эффет». Алхимические снаряды способны выкорчевать небольшой дом, оставив на его месте метровую воронку, поэтому тень гигантского кита является верным признаком беды.
Впрочем, на земле немногим лучше. В Фадикуре хозяйничают парашютисты, и у каждого взвода один или два «Шурхакена» на передвижной станине – этот факт стал для островитян неприятнейшим сюрпризом. Ушерцев больше, чем землероек, но любой очаг сопротивления приотцы тут же подавляют пулемётным огнем, свинцовый поток которого без труда сносит вооружённых лишь карабинами и пистолетами островитян.
