Оставив под своим контролем изрядную часть континента.
Такая ситуация не устраивала Абедалофа по многим причинам, однако, прежде чем строить планы, следовало досконально изучить происходящее.
– Ушерцы могут перейти в наступление?
– Авантюра, – отрезал Тайчик.
– А всё-таки?
– Нет, господин директор, в нынешних условиях Ушер не в состоянии проводить наступательные операции. Сейчас им нужно думать, как дотянуть до весны.
– А что будет весной? – быстро спросил Арбедалочик.
– Вям! – сообщил трущийся у ног саптер, но директор проигнорировал маленького друга. Он хотел знать, насколько мнение старого вояки совпадает с его, Абедалофа, пониманием ситуации.
– К весне ушерская промышленность произведёт много техники, ушерские военные обучат изрядное количество рекрутов, и мы столкнёмся с боеспособной армией, которую снова придётся побеждать.
Примерно о том же думал и Арбедалочик.
– Приотцам нужно развивать наступление?
– Да, господин директор.
– Вям!
Лай прозвучал укоризненно, саптер категорически не понимал причин столь пренебрежительного к себе отношения и требовал объяснений.
– О тебе все забыли! Иди ко мне, Эбни, иди. – Абедалоф поднял с пола собачку и погладил её по малюсенькой головке. – Скажите, Милле, в существующих обстоятельствах реально до зимы запереть ушерцев на полуострове?
– Реально до зимы взять Унигарт.
– Вы уверены?
– Я готов заняться разработкой планов.
– Вям!
Абедалоф кивнул, вернулся в кресло, жестом предложив офицеру расположиться напротив, но говорить ничего не стал, лишь сигарой пыхнул, задумчиво глядя на насторожившегося Тайчика.
Готовясь принять очень важное решение.
Вот уже несколько десятилетий Компания осуществляла аккуратное, осторожное, ползучее наступление на адигенов. А если быть точным – на Герметикон. Планеты прихватывали мирно, поддерживая на выборах прогаланитские политические силы или же помогая прогаланитски настроенным революционерам, но местным, обязательно местным, чтобы не получить обвинения в агрессии. Войска вводили изредка, исключительно «по просьбе законных властей» и только в тех случаях, когда успех был гарантирован. Кардония в этом смысле была первой за много лет авантюрой, которую поддерживали далеко не все директора-наблюдатели. Но проголосовали тем не менее единодушно, потому что…
Потому что хоть «ползучее» наступление и приносило плоды: сфера влияния Компании неуклонно увеличивалась, но одновременно расширялся и сам Герметикон, появлялись новые планеты, и этот естественный процесс сводил усилия галанитов на нет.
Не дряхлели и адигенские союзы: молодые да́ры, постепенно сменяющие живущих прошлым отцов, прекрасно понимали, что традиционное адигенское высокомерие вызывает у правителей независимых планет раздражение, и всерьёз занялись дипломатией, переманивая на свою сторону королей и президентов.
В результате галаниты никак не могли заполучить ни стратегического преимущества, ни простого большинства в Сенате Герметикона и отчаянно искали выход из тупика. Им требовался рывок. Требовалось сменить тактику, а если кардонийский эксперимент окажется удачным, то и стратегию.
Требовалось втянуть адигенов в войну или хотя бы заставить обнажить оружие.
Потому что вынутый из ножен меч трудно вернуть обратно.
– Разрабатывайте планы, Милле, – тихо сказал Абедалоф. – Минимальная цель: запереть ушерцев на полуострове. Максимальная – взять Унигарт.
Глава 5,
в которой Помпилио задаёт вопросы, а Кира узнаёт ответы
– Куда ты меня везёшь?
«С чего вдруг заинтересовалась? Взяла себя в руки или, наоборот, – это первый признак надвигающейся истерики? А может быть, ей просто надоело молчать?»
Орнелла бросила на пленницу взгляд, стараясь разом ответить на все вопросы, чтобы расколоть наконец эту рыжую ушерскую сучку. И вновь, в который уже раз, призналась себе, что не понимает, какие чувства владеют мерзавкой. Нет, в том, что Дагомаро напугана, зла и растерянна, сомнений никаких, но лицо держит превосходно, не выпускает не то что ни одной эмоции – даже тени её. Сначала Григ решила, что безучастность девчонки объясняется шоковым состоянием, но несколько жёстких, полных ненависти взглядов, которыми Кира наградила Колотушку, показали, что консульская дочь не так уж равнодушна к происходящему. Дагомаро закрылась, а не спряталась. Затаилась, подобно коварной тутомарской кобре, терпеливо дожидаясь подходящего для атаки момента.
И голосом Кира управляла превосходно: он не срывался, не дрожал, звучал спокойно, слегка отстранённо.
– В Генеральный штаб? На допрос?
«Ах да, наша девочка – офицер высокого ранга».
До сих пор Дагомаро молчала: и пока добирались до аэродрома, и в самолёте, разумеется: открытая кабина биплана – не подходящее место для разговоров. Задала вопрос только сейчас, когда они уселись в закрытый «Борд» – тупорылый, некрасивый, но вместительный автомобиль.
Следовало, конечно, потянуть с ответом, посмотреть, как полковник Дагомаро среагирует на подчёркнутое равнодушие к своей персоне, но ехать оставалось чуть, и Григ улыбнулась:
– Боишься боли? – Точно рассчитанная пауза, идеально выверенный тембр голоса. – Или смерти?
В это мгновение люди обычно вздрагивали. Но не Дагомаро.
– Мне больше не за кого бояться.
– За себя, – мгновенно отозвалась Григ. Тут же прикусила язык, но не поймала вылетевшее слово. И получила резкое:
– Я не галанитка, – высокомерно бросила Кира. – Я думаю не только о своей шкуре.
– Но ты не адигена, чтобы вести себя с такой наглостью, – не сдержалась Орнелла.
– Адигены – не единственные храбрецы Герметикона.
– Хочешь быть похожей на них?
– Мы уже похожи, – с видимым удовольствием ответила Дагомаро. – Мы вас презираем.
– А мы вас побеждаем, – рассмеялась Григ.
Она понимала, что допускает ошибку, что не нужно напоминать девчонке о поражении, но сдержаться не смогла.
– Война не окончена, – хмуро ответила Кира, отворачиваясь к окну.
Смотреть, говоря откровенно, было не на что: город они объехали пыльными просёлками и мчались теперь по идущей вдоль Хомы дороге. Пейзаж примитивный: поля, редкие постройки на них да широченная река – скука смертная, но Дагомаро таращится на эту скуку так, словно ничего интереснее на свете не видывала. Показывает, что разговор окончен.
«Нет, милая, так легко не отделаешься».
– За кого перестала бояться? – небрежно спросила Орнелла.
