Тишина.
– За мужа?
Тишина.
– Или за «полевого» мужа?
– Не делай вид, будто не знаешь.
Кира давно, ещё во время боя, поняла, что её пленили не случайно. Услышала в горячке драки: «Девчонку не трогать!», «Я её взял!», и всё стало ясно. Тогда девушка решила, что её просто опознали и решили захватить живой, но подслушанные во время дороги разговоры ясно дали понять, что за ней целенаправленно охотились. А раз так, то скуластая галанитка не могла не читать её досье.
Орнелла же, в свою очередь, подпустила в голос грусти:
– Значит, Накордо погиб. Сочувствую. Как это случилось?
«Как будто её там не было!»
…Бронетяг врезается в стену… нет, не врезается – сносит. Проталкивает внутрь изрядный кусок стены, поднимая клубы едкой пыли. Рушится часть крыши, летят балки, падают кирпичи, поодиночке и выбитыми блоками, вопят придавленные защитники, ничего не видно, зато слышны выстрелы. Пистолетные и винтовочные выстрелы: приотцы врываются в здание порта и безжалостно истребляют всех на своём пути. «Девчонку не трогать!» Оглушённая Кира пытается нащупать винтовку, но её грубо хватают, поднимают и прижимают к стене. «Я её взял!» Руки того, кто взял, неимоверно сильны, вырваться из захвата невозможно, однако Кире удаётся повернуть голову. Чтобы увидеть плечистую белокурую женщину в приотской военной форме, а перед ней, на коленях, Драмара. Он не просит пощады, он не сдаётся, он тоже, как сама Кира, оглушён и пытается подняться. А потом Кира видит, как Драмар заваливается набок, но выстрела не слышит, потому что вокруг ужасный гвалт. Нет, не слышит, потому что вокруг ужасная тишина. Вязкая тишина, оглушающая сильнее артиллерийского снаряда, тишина, означающая горе. Кира теряет сознание.
Тогда…
А сейчас она говорит бесцветным голосом:
– Моего мужа застрелила твоя подруга.
– Он знал, на что шёл, когда выбрал профессию офицера. Неужели тебе не рассказывали, что это путь смерти?
– В какой-то момент профессиональное становится личным. – Кира перевела взгляд на сидящую впереди Колотушку. На женщину, которую необходимо убить.
– Насколько личной стала для тебя война? – осведомилась Орнелла.
– Ты действительно такая дура?
– Не дерзи, – холодно бросила Григ.
– Не лезь ко мне, – отрезала Кира.
Ожесточение. Вот чего добивалась Компания на планетах, которые собиралась сожрать. Война на полях – ерунда, кровавый соус к главному блюду, к ожесточению, которым пропитываются люди. Война должна быть в головах, в сердцах, в душе, в рассказах ещё не родившимся детям. Война должна стать принципом жизни, взаимная ненависть должна стать догмой, должна выпалывать сорняки миролюбия из пропитанной кровью земли. Люди должны забыть о добре, забыть о том, что они люди, должны ожесточиться – это сделает их слабыми.
Орнелла улыбнулась. Она поняла, для чего юная Дагомаро понадобилась директору-распорядителю и почему он велел пристрелить Накордо, поняла, что ожидает Киру и… И неожиданно для себя произнесла:
– Не думай о мести, девочка, а начинай жалеть себя прямо сейчас.
– Почему?
– Потому что я везу тебя к Абедалофу Арбедалочику.
* * *
– Прошу простить, мессер, я не ожидал, что вы будете настолько голодны, и не приготовился должным образом, – покаялся ИХ Бабарский, пронырливый суперкарго «Пытливого амуша». – Но неподалёку есть отличный трактир, в котором…
– Нет, ИХ, никаких трактиров: мы торопимся, – отказался Помпилио и откусил большой кусок бутерброда с паштетом.
– Да, мессер.
– Мы в походе, ИХ, – развил мысль адиген. – А в походах не всегда есть время разжечь костёр и поесть горячей пищи.
Поскольку жевать дер Даген Тур не перестал, голос его звучал невнятно, однако ИХ прекрасно понимал каждое слово. Он умел слушать, а главное – слышать, и мог расшифровать даже шуршание отравленного богомола.
– Совершенно с вами согласен, мессер: не всегда. Да и зачем костёр? В доме есть камин.
– Лишения закаляют, – закончил Помпилио. – Делают нас мужественными.
Бабарский кивнул, но промолчал, он знал, что речь обязательно продолжится.
– А ты, я смотрю, неплохо устроился, – оценил дер Даген Тур, выдержав малюсенькую паузу. – У нас, на передовой, такие разносолы не подавали.
– Осмелюсь напомнить, что я получил место на «Амуше» именно потому, что умею устраиваться, – сообщил Бабарский и пожал узкими плечами: – Зачем вам другой суперкарго?
– Ты прав: незачем, – согласился адиген, доедая бутерброд.
Впрочем, назвать закуску бутербродом можно было весьма условно: тёплая пшеничная лепёшка, острый «алешанзан» из утиной печени, пряный аромат которого дразнил дер Даген Тура с начала трапезы, свежий огурец, глоток чеманского белого – паштет поглощался по всем кулинарным правилам. Перед ним ИХ подал сырную тарелку с зеленью, а на основное блюдо запланировал жареную курицу – эту птицу Помпилио любил есть холодной. Суперкарго понимал, что адиген заявится голодным, но не рассчитал масштабы бедствия.
– Сегодня я даже не завтракал, а вчера на ужин эти бестолковые ушерцы предложили мне бестолкового поросёнка, жаренного без всяких специй, ужасный соус и кислое вино. Фактически я не ел целые сутки!
– Сочувствую, мессер. – Суперкарго тяжело вздохнул. – Но почему вас не покормили в плену?
– Меня собирались расстрелять, – напомнил о своих приключениях Помпилио. – Зачем кормить покойника?
– Похвальная прагматичность, – с пониманием произнёс бережливый Бабарский.
Дер Даген Тур отвлёкся от курицы, с удивлением посмотрел на суперкарго и веско отчеканил:
– Я так не думаю.
– Жестокие подонки, – молниеносно поправился ИХ.
– А вот это верно.
– И ещё хочу сказать, что понимаю вас, как никто иной, – продолжил Бабарский. – Я как-то голодал в лечебных целях, помните? Ужасные ощущения.
– Ужасные ощущения были у всей команды, – прищурился Помпилио. – Ты на неделю задержал жалованье.
– Я злился.
– У меня голова болела от жалоб.
– Не знал, что это затронуло вас таким образом, мессер.
– Теперь поздно извиняться. – Дер Даген Тур кивнул, ИХ понятливо наполнил его бокал белым и поставил опустошённую бутылку под стол. – Что на десерт?
– Лепешки с мёдом и дыня.
– Очень хорошо, – промурлыкал Помпилио. – Очень хорошо.
Проникновение в Линегарт ИХ расписал с предельным тщанием: точно указал место, где необходимо приземлиться (согласно первоначальному плану, дер Даген Тур должен был выпрыгнуть из аэроплана с парашютом), как избавиться от снаряжения, затем окольными тропами добраться до ближайшей железнодорожной станции и незаметно сесть на поезд. Судя по мельчайшим подробностям, включающим имена и описания всех полицейских и работников станции, их привычек и расписания, суперкарго преодолевал маршрут лично и неоднократно.
