Я воевал.
Отступал и снова воевал.
После разгрома армию изрядно перетасовали, и поскольку многие погибшие подразделения не имело смысла возрождать, ветеранов отправили в другие части, но Двадцать седьмой по-прежнему в строю, поскольку из окружения вышло больше половины личного состава и мы сумели спасти знамя. В армии осталось только три мобильных отряда, один из них – наш. Аксель и его кирасиры всё так же рядом, воюют с прежней лихостью, но мы больше не прорываемся, Этна. Теперь наша мобильность нужна для того, чтобы вовремя оказаться на опасном участке фронта и заткнуть очередную дыру.
Мы держим оборону.
Всё изменилось.
Ты ведь знаешь, Этна, на континенте не очень хорошо… Не верь слухам, кстати, мы не бежали и не паниковали, мы организованно отступали. Выравнивали фронт, потому что не можем удержать больше, чем можем.
Смешная тавтология, да? Извини.
Думаю, тебе сейчас не до смеха, но ты не беспокойся обо мне – всё не так плохо, как врут одни, но и не так хорошо, как врут другие. Мы воюем. Мы ещё сильны.
Мы держали Карлонар сколько могли. База важна, открывает дорогу в глубь Приоты, поэтому мы хотели за неё зацепиться. Но землеройки понимают значение Карлонара не хуже нас и не считались с потерями. Потребовалась неделя ожесточённых боев, постоянных авианалётов и панцирных атак, чтобы заставить нас уйти. Не помогла даже поддержка с моря: корветы и канонерки били по землеройкам с воды из тяжёлых калибров, но те упрямо шли вперёд.
Они нас ненавидят.
Мы их тоже.
Мы ушли из Карлонара морем, потому что к этому времени землеройки уже перерезали дорогу на север. Ушли, понимая, что больше не вернёмся и амбициозные планы по завоеванию Приоты рухнули. Ушли непобеждёнными. Но проигравшими.
Сейчас мы держим Длинный Нос, «линию Даркадо», если угодно, наш последний рубеж. Мы вкопались в землю и заливаем огнём всех, кто приближается.
Ты спросишь зачем? Всё просто: если мы отступим, землеройки придут в Ушер. Таковы правила войны, Этна, поэтому я «линию Даркадо» оставлю только мёртвым».
Из личной переписки фельдмайора Адама Сантеро
27-й отдельный отряд алхимической поддержки
Приота, полуостров Длинный Нос, середина ноября
– Слушай, мои механики пошуруют по твоим закромам без пыли и смазки?
– Что будут искать? – осведомился Адам, удобнее устраиваясь на разогревшейся под неожиданно ярким солнцем броне «Азунды». Он собирался подремать после обеда или просто побездельничать, бездумно разглядывая кипящую вокруг жизнь, и потому воспринял приход друга без особого энтузиазма. Впрочем, Аксель привык, что в последнее время настроение Сантеро не поднималось выше отметки «так себе», и не обратил на его холодность никакого внимания.
– Моим нужно всё, что у вас есть для ремонта ходовой части.
– Пусть шуруют.
Крачин сделал знак механикам: «Идите», а сам уселся рядом с алхимиком.
– Только вряд ли чего нашурют, – закончил Адам. – Последний раз я получал запчасти в Карлонаре.
– Я тоже. – Крачин вытащил из кармана плоскую фляжку с коньяком. – Глоток?
– Даже два.
– Я не против.
В последнее время с хорошей выпивкой стало даже хуже, чем с едой, однако предусмотрительный Аксель ещё в Карлонаре стал обладателем двух ящиков выдержанного приотского коньяка и пока держался.
Сантеро сделал два обещанных глотка, вернул флягу и достал портсигар:
– Будешь?
В серебряном чреве покоились папиросы с болианой.
– Не хочу, – вежливо отказался Крачин.
Неделю назад Адам курил травку исключительно после отбоя, уходя в какое-нибудь укромное местечко, сейчас же не стеснялся дымить днём, в присутствии нижних чинов. Впрочем, нижние чины не отставали: половина отряда щеголяла прозрачными глазами, но учитывая то, чем Двадцать седьмому приходилось теперь заниматься, командование смотрело на вольности алхимиков сквозь пальцы.
– На кого поставишь?
Аксель поднял взгляд к небу, прищурился, оценивая происходящее, после чего уточнил:
– Поддержку учитываем?
– Если она будет – аннулируем ставки.
– Тогда на наших.
– Оптимист. – Сантеро глубоко затянулся. С наслаждением затянулся, хотя ещё три месяца назад на дух не переносил табачный дым, не говоря уж о болиане… – Ставлю цехин на галанитов.
– Это приотцы, – мягко уточнил Крачин.
– Все знают, что галаниты не допускают землероек на свои цеппели!
Его нервный выкрик прозвучал неожиданно. Адам дернулся, по-птичьи косо посмотрел на эрсийца, но извиняться не стал. Снова затянулся.
– Плохое настроение? – тихо спросил Крачин.
– Ещё с Карлонара.
– Да, знаю.
Аксель тяжело вздохнул и потянулся за кошельком.
Бой, на который Сантеро предложил сделать ставку, завязался лигах в трёх к северу – сошлись два здоровенных доминатора, прекрасно видимые на синем осеннем небе. Где кто, понять несложно: с запада пришли приотцы, точнее, тут Адам был прав – галаниты, с востока – ушерцы. Огромные крейсеры замерли в двух лигах друг от друга и принялись лупить один в другого из главных калибров. Промахнуться по огромной туше не представлялось возможным, а потому на первый план выходили живучесть и скорострельность: доминаторы спорили, кто быстрее накидает противнику невыносимый запас убойных подарков. В качестве бонуса победитель вальяжно зависал над позициями противника и бомбардировал их до тех пор, пока его не отгоняли аэропланы или паровинги.
Ещё неделю назад такие дуэли случались ежедневно, однако ушерцы не могли восполнять потери с той же скоростью, что Компания, и капитанам крейсеров запретили вступать в сражение без веских причин и высокой вероятности победы.
– С нашей стороны «Весёлый простер», – сообщил Аксель, посмотрев в бинокль. – Так что я почти победил.
Этот доминатор выиграл уже семь дуэлей.
– Прошлое не гарантирует будущего, – безразлично ответил Адам. – Два месяца назад мы тоже почти победили.
Эрсиец внимательно посмотрел на друга:
– Ты вообще за кого?
– Я слишком устал.
– То есть тебе плевать?
– А тебе?
– Я здесь воюю.
– Зачем? – Сантеро рывком добил папиросу, отшвырнул окурок, сопроводив его смачным плевком, и кивнул на цеппели: – Наша война такая же бессмыслица, как их сражение. Мы давно перестали понимать, за что убиваем.
– Ты перестал, – не сдержался Крачин.
