Официальной религией Галаны был чиритизм, и хотя вырос он из Олгеменической церкви, галаниты относились к ней с подчеркнутым пренебрежением.
— Я специально узнавал — до этого дня еще месяц, — продолжил Дагомаро. — А потому вижу откровенный намек. Помпилио напомнил об одном из главных и почитаемых обращений Праведника.
— Им это нужно, — рассмеялся Арбедалочик. — Лингийцы, знаете ли, забияки, слово скаута.
— Вям!
— Но в день Харельской проповеди они не прикасаются к оружию.
— С нами — воевали, — жестко бросил галанит.
— Потому что вы не уважаете их законы, правила и традиции.
— Вы завели разговор в надежде оскорбить меня? — осведомился галанит.
— Я…
А все из-за неправильного начала, из-за эмоций, если быть точным. Направляясь к директору, Винчер знал, что будет говорить, знал до последнего слова, до последней интонации. Но неожиданное желание уязвить Абедалофа завело консула в тупик.
— Если уж мы заговорили о праздниках, то послезавтра Галана будет отмечать День Большого Сердца, — легко продолжил директор-распорядитель.
— Вям!
— В этот день мы помогаем тем, кому не повезло, каждый проявляет ту заботу, на которую способен, и даже президент раздает еду нищим.
— На планетах Ожерелья нищенство запрещено, — машинально произнес Дагомаро. — Это честнее, чем раздавать еду.
— Дурацкий закон, — хмыкнул Арбедалочик. — Как можно запретить человеку быть нищим?
— Дать ему работу, — пожал плечами ушерец. — Вы не хуже меня знаете, что адиген обязан предоставить работу любому обратившемуся.
— И люди попадают в рабство.
— Я знаю целые планеты, которые оказались в рабстве у банков Компании.
— Вот мы и добрались до главной темы разговора, — вновь рассмеялся Абедалоф.
— Вы вооружаете Приоту и натравливаете ее на нас!
— Не надо кричать, — поморщился Арбедалочик. — И вообще, давайте пройдемся, прогуляемся, так сказать, под звездами.
— Вям!
— А ты, Эбни, подожди меня здесь, этот разговор не для твоих ушей.
Абедалоф передал песика помощнику, взял консула под локоток и медленно повел вдоль балюстрады.
— Самое печальное, Винчер… Вы позволите называть вас так? Спасибо. Так вот, Винчер: самое печальное заключается в том, что Ушер необычайно похож на Галану. Вы не терпите адигенов, вы самостоятельны, умны, трудолюбивы, умеете работать, но… вы слабы. Не здесь, на Кардонии, а за тем большим столом, за которым играет Компания. Там вы никто и потому должны прислушаться к инстинкту самосохранения и подружиться с нами.
— Мы оба знаем, что вы не умеете дружить, — негромко ответил Дагомаро. — Вы нас сожрете.
— Но ведь не сразу, — усмехнулся Арбедалочик. — Мы предлагаем постепенный, безболезненный процесс, растянутый на несколько лет. Слово скаута!
— Вы не стесняетесь говорить об этом, — удивился консул.
Не спросил, а именно сказал, самому себе сказал, но галанит все равно ответил.
— Я силен, — пожал могучими плечами Абедалоф. — Я могу себе позволить всё, Винчер, даже — подождать, потому что время работает на меня.
— Неужели? — прищурился Дагомаро.
— С тех пор как мы отыскали супероружие, — вальяжно ответил галанит.
Ушерец вздрогнул. Не сообразил, что его держат под локоть, или просто не сдержался, но вздрогнул.
— Почему вы такой нервный, Винчер? — прищурился директор. — Неужели хоть на секунду подумали, что я достану из кармана супербомбу и брошу в вас?
— Да уж…
Неправильное начало или слишком умный собеседник? В чем причина провала? Начиная разговор, консул предполагал, что придется клещами вытягивать из Арбедалочика признание в помощи Приоте и притязаниях на ушерские богатства, и потому циничные заявления собеседника отправили Дагомаро в нокдаун.
— Мы поговорили о нашем сходстве, Винчер, но есть и серьезные отличия: вы устарели. Вы правите Ушером и одновременно владеете заводами, шахтами, цеппелями, железными дорогами — вы владеете всем! Ваше богатство на виду, ваша власть на виду, и это сочетание делает вас удобной мишенью. Вы, Винчер, и ваши дружки-промышленники, они же — сенаторы, ходячие источники недовольства для ваших же сограждан. Я ни в коем случае не обвиняю вас в глупости, поскольку мы сами не так давно додумались до того простого решения, которое и стало нашим супероружием. Точнее, додуматься было легко, а вот принять — необычайно трудно.
— О каком решении вы говорите?
— Нельзя быть на виду, Винчер, понимаете? — Абедалоф уже не просто поддерживал ушерца за локоток, но еще и дружески похлопывал консула по плечу. Со стороны могло показаться, что в дальнем углу крыши разговаривают почти братья. — Владельцы заводов отдельно, политики — отдельно. Политики верно служат нам, но делают вид, что стараются на благо простого народа. И нужен театр, цирк: политики обязательно должны меняться, чтобы у народа была иллюзия выбора, чтобы энергия крутила жернова постоянных политических обновлений, которые ничего не обновляют, а всего-навсего являются ширмой для нашей власти. Просто, не так ли? Но как сложно! Вы, к примеру, ни за что не откажетесь от власти.
— Не откажусь, — хрипло подтвердил Дагомаро.
— Значит, ее у вас отнимут, — пообещал Арбедалочик. — Я вас уважаю, Винчер, поверьте, это не ложь. Я знаю, через что вам пришлось пройти, какую драку вы выдержали, чтобы сохранить свою империю. Я помню, как вы бились с нами, — я вас уважаю. И только поэтому предлагаю в последний раз: сдавайтесь. Еще не поздно.
— Или?
— Или я вас уничтожу. Заберу заводы, фабрики, шахты, но при этом убью. — Абедалоф рассмеялся. — Убью всех, кто будет сопротивляться, кто не склонит голову, кто не захочет меня бояться. И вы, Винчер, знаете, что мы не устанем убивать. Потому что мы — в своем праве, а вы — никто.
— Откуда у вас права на Ушер? — Скулы консула сводило от бешенства, но он заставлял себя сдерживаться.
— Наше право — в нашей силе и наших желаниях.
Вот и все. Вопросы заданы, ответы получены. Надежды на иное окончание разговора практически не было, и Дагомаро с грустью поздравил себя с тем, что выбрал абсолютно правильную стратегическую линию. Не разговора, а поведения. Консул шел по опасной дороге, но только так у него появлялся шанс спасти Ушер.
— Сколько времени у меня есть?
— Нисколько, Винчер, вы должны дать ответ прямо сейчас.
