— Мы хотим осмотреть помещения, — не оборачиваясь, ответил Теодор.
— Сначала поговорим насчет вещей!
— Ну зачем вы упорствуете, синьор Акуторо? — вздохнул Бабарский. Хитрый суперкарго притормозил, взял директора под локоток и зажурчал: — Вы ведь должны следить за тем, чтобы мессер не покидал здание, так?
Чересчур вольное изложение его должностных обязанностей несколько покоробило Акуторо, однако спорить с ИХ директор не стал:
— В общем, да.
— Но это, знаете ли, непростая задача, — продолжил Бабарский. — Обстановка приедается, возникает усталость от однообразия, а мессер, как вам известно, знаменитый путешественник, не привык сидеть на одном месте… Вам ведь известно, что мессер обожает путешествовать?
— Ну… да, — подтвердил Акуторо.
— И что вы будете делать, если мессер соберется уехать?
— Э-э…
Теоретически директор тюрьмы знал, что должен будет делать, но не был уверен, что описанные в уставе и должностных инструкциях шаги вызовут понимание у окружающих. Особенно — у лингийских военных.
— Я рад, что вы со мной согласились, — провозгласил Бабарский.
— С чем? — растерялся Акуторо. За разговором он сам не заметил, что оказался на втором этаже, у «лучших» камер унигартской тюрьмы, предназначенных для шалопаев из золотой молодежи.
Помещения были недавно отремонтированы и содержались в чистоте, однако не произвели на нахальную парочку особенного впечатления.
— Комната, прямо скажем, небольшая, — резюмировал Бабарский, оценивающе разглядывая тридцатиметровую залу. — Может, вышибем стену и соединим ее с соседним помещением?
— Вышибем стену? — У директора задергалось веко.
— Несколько часов работы.
— Не надо ничего ломать, — решительно произнес Валентин. — Мессер готов к испытаниям.
— Слава святой Марте, — выдохнул Акуторо. Но тут же вновь похолодел.
— Здесь обустроим спальню.
Тон Теодора не оставлял сомнений в том, что продолжение обязательно последует.
— Следующая комната… — Валентин заглянул в глазок очередной камеры, не сдержал изумленного кряканья и повернулся к директору тюрьмы: — Кто это?
— Заключенные, — язвительно сообщил синьор Акуторо. — Разве неясно?
— Необходимо удалить, — категорически заявил Теодор.
— Куда?
— Куда-нибудь прочь. Мессер не захочет их видеть, слышать, нюхать и… И вообще знать, что они тут есть.
— Что вы себе позволяете?
Но адигенский камердинер продолжил прерванное явлением заключенных перечисление:
— Следующая комната справа — туалетная, за ней гостиная и столовая…
— Не так быстро, — попросил Бабарский. — Я не молод, мне трудно запоминать с той же скоростью, с какой ты говоришь.
— Я буду жить в комнате, что примыкает к спальне мессера слева.
— Вы будете здесь жить? — окончательно растерялся Акуторо.
— А как же иначе? — Теодор, покачал головой, ярко демонстрируя охватившее его удивление, и безапелляционно продолжил: — После того как мессер ляжет спать, ваши люди должны соблюдать полнейшую тишину.
— До подъема?
— До момента пробуждения мессера, — уточнил Валентин. — Я поставлю вас в известность, когда это случится.
Грузчики втащили на этаж первый ящик, директор закусил губу, Теодор выразительно посмотрел на Бабарского, тот улыбнулся, ласково прихватил пребывающего в прострации Акуторо за пуговицу форменного мундира и зажурчал:
— А почему бы, синьор директор, нам не обсудить небольшую премию…
* * *
— Теперь вы понимаете, кому пытаетесь помочь? — Махим не играл, во всяком случае — не переигрывал. Он смотрел на Лилиан так, как должен был: открытый взгляд честного человека, и в этом взгляде отчетливо читаются грусть и недоумение. — Дагомаро не способен контролировать себя, не хочет и не умеет сдерживаться. За что он отправил в тюрьму дер Даген Тура? Я вам отвечу: ни за что! — Приотский консул сжал кулак, добавив к грусти и недоумению точно выверенную дозу ярости. — Дагомаро повел себя безответственно! Его выходка способна рассорить Кардонию с Лингой!
— Пожалуй, — протянула Лилиан.
— Пожалуй?! Скандала не избежать, адира! Всему Герметикону известно, как лингийцы носятся со своей честью!
Они не скрывали факта встречи, но и не афишировали ее, рабочий ужин, ничего особенного. Махим приехал в сопровождении секретаря — Борнаса, Лилиан встретила гостей, держа под руку Фредерика, за столом обсуждали все, кроме переговоров, а вот после десерта компания распалась. Фредерик и Борнас устроились на террасе, продолжая беседовать ни о чем, Лилиан же отвела консула в любимую беседку у моря. Ни фруктов, ни коньяка, просьба не курить — вечер немного скрашивала бутылка красного вина, однако Махим не чувствовал себя обиженным. И сомневался, что выпьет хотя бы половину бокала.
— О реакции лингийцев можно пока не думать, — тонко улыбнулась молодая адира. — Гораздо больше меня беспокоит то, что переговоры вновь зашли в тупик.
— А чья в том вина? — с жаром поинтересовался Махим. — Дагомаро! Упертого, как стерч, Дагомаро!
— Вы тоже не сделали ни одного шага навстречу.
— Я отстаиваю интересы народа, который выбрал меня сенатором, а после — консулом! Я считаю, что Кардония имеет право на великое будущее!
— Красиво сказано, — одобрила адигена.
— Спасибо.
— Но я не ваш избиратель, консул, меня интересуют не слова, а дела. Дела же таковы: Кардония скатывается к войне.
— Дагомаро…
— Дагомаро и Махим, — предельно жестко резанула Лилиан. — Когда мясорубка закончится, вы оба окажетесь виноватыми.
— Виноватым окажется проигравший, — усмехнулся приотец. — А я…
— Станете правителем обнищавшей планеты.
Махим осекся.
— Вы ведь это собирались сказать, не так ли? — невинно уточнила Лилиан.
«Стерва!»
Одной-единственной фразой умная адигена ухитрилась вывести его из равновесия.
— Повторяю: я служу народу! — хрипло произнес консул.
— Народу нужна война, к которой вы толкаете Кардонию? Покажите этот народ, мне любопытно.
— Любому народу нужна победа.
— Нищему, обескровленному, ожесточившемуся? После войны вы продержитесь у власти не больше года, Арбор. Если у вас будет поддержка народа, вас уберут галаниты, им герои-победители без надобности. Если же вы не справитесь с разрухой и послевоенными тяготами, вас уберет народ. Ваше здоровье, консул.
Адигена подняла бокал.
