— Блуждания простолюдинов могли помешать моим страданиям, и Теодор принял меры.
— Твоим страданиям? — подняла брови Лилиан.
— Для чего же меня здесь заперли? — удивился дер Даген Тур. — Зачем облачили в рубище? Зачем не выпускают из сырого подвала? Я скажу зачем: таково мое наказание. В горести и печали должен предаваться я тяжким раздумьям и с достоинством принимаю эту скорбную участь.
Помпилио встретил молодую женщину без лишнего официоза: шелковый домашний халат, тонкие шаровары и расшитые тапочки с загнутыми носами. Кофе подали в чикдальском фарфоровом сервизе, чашки которого по традиции расписывались золотом, а чудный запах свежих рогаликов будоражил, несмотря на то, что Лилиан плотно позавтракала. Вокруг, чтобы не мешать страданиям адигена, стояла полная тишина — даже со двора не долетало ни звука.
— Как прошла ночь?
— Одиноко, — вздохнул дер Даген Тур.
— Странно, я слышала, в тюрьме полно народу.
— Не заметил, — пожал плечами Помпилио. — Возможно, Бабарский снял все здание… — И быстро спросил: — Почему ты не вытащила меня отсюда?
Ответ последовал мгновенно — Лилиан ждала вопроса:
— Винчер закусил удила.
— Ерунда, — отмахнулся адиген. — У тебя есть возможность влиять на него. Почему не стала?
— А почему ты согласился пойти в тюрьму?
— Хотел посмотреть, как ты себя поведешь.
— Мне плевать.
— Не лги.
— Но ведь ты мне лгал, почему я не могу?
— Когда я тебе лгал? — насторожился Помпилио.
— Когда обещал оставить в покое, — с удовольствием ударила ответом молодая женщина. — Разве нет?
Она ожидала, что выпад заставит дер Даген Тура хоть на мгновение сбиться, но тот не растерялся:
— Я не лгал. — И даже взгляд не отвел, не попытался изобразить смущение. — Я думал, что справлюсь, но не смог, и мне не стыдно в этом признаваться.
— Свой стыд можешь оставить при себе, — продолжила наседать Лилиан. — Не трогай Фредерика.
— Кира рассказала? — усмехнулся Помпилио.
— Она хорошая девочка.
— Но еще совсем дитя, — с иронией произнес дер Даген Тур. — Абсолютно все воспринимает всерьез.
Пару секунд Лилиан непонимающе хлопала глазами, а затем догадалась:
— Ты хотел, чтобы Кира мне рассказала! — Фарфоровая чашка возмущенно тренькнула о фарфоровое блюдечко. Едва не разбилась. — Специально ей во всем признался.
— Ах, какой я интриган!
— В первую очередь ты мерзавец.
— Не без этого, — не стал отрицать Помпилио и пожал плечами: — Но ведь работает.
— Зачем ты впутал Киру?
— Не знал, как начать разговор с тобой, — признался адиген. — Пришлось пойти обходным путем.
— Разговор состоялся, теперь я ухожу. — Лилиан задыхалась от гнева.
— Бегством проблему не решить, — мягко произнес дер Даген Тур. — Необходимо обсудить, что нам делать. Я тебя люблю. Это факт. Ты тоже меня любишь…
— Помпилио!
— Глупо отрицать очевидное. — Адиген пронзительно смотрел женщине в глаза. — Мы оба знаем, что если бы не дурацкая катастрофа, ты уже была бы адирой дер Даген Тур.
Глупо отрицать, глупо возражать, глупо молчать… И лгать — тоже глупо. Себе ведь лжешь, а себя не обманешь.
Лилиан была гордой и сильной, но не железной. Она держалась сколько могла, и даже чуть больше. Она старалась… Добрые Праведники видят: она старалась. Но сколько можно ломать себя? Лилиан хотела забыться, отринуть все и слушать только сердце, хотела броситься к мужчине, который был единственным, но… Но из последних сил она старалась действовать правильно.
— А как же Фредерик?
— Я не кровожаден, а сейчас прогрессивные времена, — предельно серьезно ответил Помпилио. — Фредерик может остаться в живых: пусть даст тебе развод и возвращается на Каату, ему там будет хорошо.
— Ты все продумал, да?
Судя по всему — да, вплоть до ответа на этот вопрос.
— Я не продумал твое решение, Лилиан, не мог продумать. Я хочу его услышать.
«Да! Да! ДА!!» Но вместо этого губы, ставшие вдруг чужими губы прошептали:
— Ты уже слышал его. На Заграте.
Дер Даген Тур вздрогнул, но через секунду заставил себя улыбнуться:
— Я из нас бамбадао, Лилиан, я могу всадить в сердце две пули подряд. Я, а не ты.
— Но я ответила, и что теперь? — осведомилась молодая женщина. — Убьешь меня? Убьешь Фредерика?
Она не бралась за чашку — боялась расплескать кофе. Отвела взгляд, не рискуя смотреть на Помпилио. И чуть съежилась, словно ожидая удара.
Но услышала исповедь.
— Я соврал о потере памяти, — негромко произнес дер Даген Тур. Он чуть подался вперед, к женщине, но замер в неудобной напряженной позе., — Катастрофа забросила меня на Ахадир, на пришвартованную к Пустоте планету. Вырваться оттуда почти невозможно, у меня был один шанс из миллиона, и я сумел им воспользовался.
Помпилио не объяснил как, но все было понятно по его взгляду и голосу — трудно и тяжело. Один тот факт, что его цеппель взорвался, едва выйдя из Пустоты, говорил о многом.
— Я вернулся и только тогда узнал, что прошло полтора года. Пустота пошутила, затеяла странную игру, потому что для меня прошло всего несколько дней. А здесь — полтора года. И когда я узнал об этом, то сразу подумал о тебе. Точнее, я догадался, что потерял тебя. И пожалел, что вернулся. Пожалел, что Добрый Маркус помог мне выбраться. Я пожалел, Лилиан, потому что хотел вернуться не в Герметикон, не на «Амуш» и не к своей жизни — я рвался к тебе. Ты для меня и Герметикон, и вся жизнь.
Прозвучало.
В третий раз Помпилио признавался ей в любви и просил стать его женой. И в этот раз Лилиан не могла отказать.
— Сегодня день моего триумфа, — тихо сказала молодая женщина. — Я уговорила Махима и Дагомаро пойти навстречу друг другу. Войны не будет. Переговоры завершатся успехом.
— Я никогда не устану повторять, что ты умница.
— Сегодня я занята, — через силу произнесла Лилиан. — Продолжим разговор завтра. — Она поднялась. — Мне пора.
У нее дрожали руки.
— Я тебя не отпущу, — твердо сказал Помпилио.
— Неужели?
— Не отпущу, пока ты не скажешь.
— Что?
— Ты знаешь.
— Я… — Лилиан остановилась в дверях. Голова опущена, пальцы нервно теребят сумочку. Она знала, что не должна этого говорить. Она не могла не сказать: — Я люблю тебя, Помпилио, и… я согласна.
