— Зачем?! Это же врачебный прибор…
— Не врачебный, а диагностический. Во–первых. Во–вторых, ты находишься в детском психоневрологическом санатории, а не в кардиоцентре по реабилитации инфарктников. Да и выглядишь как практикантка, а не врач.
Ласка обиженно надула губы, но фонендоскоп все же сняла и сунула на первый попавшийся сестринский стол. Я решил не обращать внимания на ее капризы и принялся внимательно изучать таблички на дверях, мимо которых мы проходили. Сильно мешала видеокамера. Пришлось тащить ее с собой, чтобы не выйти из образа, и даже временами припадать к видоискателю, имитируя поиск натуры и ракурса.
Мы прошли для отвода глаз весь первый этаж. Здесь в основном располагались вспомогательные службы санатория: лаборатории, моечная, комната санитарок, кухня и столовая в одном блоке, хозчасть, приемный покой и комната охраны.
Наличие последней меня заинтересовало. Видимо, я сильно отстал от медицинской жизни, но в мое время (всего–то пять лет прошло!) подобных помещений в лечебных заведениях не наблюдалось. Я, конечно, не преминул заглянуть туда.
В комнате, обставленной по последнему слову современного дизайна, наличествовал компьютерный комплекс с выведенной на него видеоохранной системой. На дисплее с почти метровым экраном маячило сразу восемь картинок — с восьми камер слежения в разных концах санатория. Мое внимание привлекла одна картинка, показывающая торец коридора второго этажа с перегородкой. В ней имелась дверь с электронным замком, а рядом с ней на стуле сидел охранник. На самой двери никакой таблички не наблюдалось, но на стенке что–то маячило не в фокусе.
Сидевший за монитором дежурный оператор зевнул, намекая на то, чтобы нам побыстрее свалить. Телевизионщики — это, конечно, прикольно, но уж больно они любопытные и приставучие. Ласка послала ему воздушный поцелуй, и мы отправились на второй этаж.
— Ты видела на мониторе охранника перед какой–то перегородкой? — спросил я, пытаясь закрепить ремень видеокамеры на запястье.
— Видела. Это в правом крыле. — Ольга остановилась и поймала меня за руку. — Давай помогу.
— Спасибо… Не торопись, мы же киношники.
Где–то посередине второго этажа, разделенного на три больших отсека — профильные отделения, мы нагнали «экскурсию». Впереди шел господин Энгельс и с преувеличенно бодрой жестикуляцией разъяснял Белогору, Секачу и Ракитину устройство и назначение своего санатория.
— Подобные учреждения здравоохранения призваны вернуть обществу будущее! — с пафосом говорил директор. — Ведь методы, которыми мы оздоравливаем детей, самые передовые, проверенные в сотнях подобных санаториев и пансионатов. Они абсолютно безопасны и не имеют побочных эффектов!..
Я на секунду задержался возле волхва и тихо спросил:
— У него это надолго?
— Что именно? — не разжимая губ, застывших в вежливой полуулыбке, поинтересовался Белогор.
— Ну, запись речи длинная?
— Откуда я знаю? Мне все время приходится дожимать его! Этот директор — потенциально сильный эспер. Но ленив и инертен.
— Ладно, мы тут кое–что обнаружили. Сейчас идем проверять. Потом сообщим…
Стас кивнул и снова повернулся всем корпусом к разглагольствующему Энгельсу.
Мы с Лаской двинулись дальше по коридору. Здание санатория было выстроено буквой «г», поэтому долгожданную перегородку в таинственное отделение мы увидели, лишь повернув за угол. В небольшом холле перед ней располагался, как и везде, медсестринский пост, а напротив — дверь в ординаторскую. Однако вместо медсестры за стойкой сидел пожилой врач и что–то писал в журнале.
При нашем появлении он прервал свое занятие и заинтересованно принялся нас разглядывать.
— Доброе утро! — очаровательно улыбнулась Ольга, но доктор остался равнодушен к ее чарам.
— Что вам угодно и как вы здесь оказались, молодые люди? — сурово вопросил он, поднимаясь из–за стола.
Препирательство с персоналом не входило в наши планы, поэтому я поспешил разъяснить ситуацию:
— Мы с телеканала «Доверие», профессор. Ищем натуру для съемок учебного фильма по заданию МЧС.
— Во–первых, я не профессор! Во–вторых, детский санаторий — не место для съемок всяких там шоу!..
— Извините, — я рассмотрел его бейдж, — Иван Сергеевич. Но мы действуем с разрешения вашего директора.
— Наш директор — не врач! — продолжал наступать на нас строгий доктор. — А здесь, между прочим, очень сложные пациенты — дети, страдающие аутизмом! Вы знаете, что это такое, молодой человек?
— Конечно. — Я решил все–таки сбить ему пыль с ушей. — Аутизм — это расстройство, возникающее вследствие нарушения развития мозга. Оно характеризуется отклонениями в социальном взаимодействии и общении, а также ограниченным, повторяющимся поведением. Указанные признаки, как правило, появляются в возрасте до трех лет.
— Браво, — кисло улыбнулся врач, — вы хорошо выучили определение из справочника.
— Вообще–то, я двенадцать лет проработал в практическом здравоохранении, — сообщил я небрежно. — Доктор honoris causa
[18]
, к вашим услугам!
У старого брюзги буквально вытянулась физиономия, но он все же нашел в себе силы возразить еще раз:
— Тогда вы тем более должны понять, что любое внешнее вторжение в устоявшийся распорядок их существования чревато нервным срывом.
— Мы не собираемся их волновать, коллега, — продолжил я свои увещевания, краем глаза заметив, что Ласка, отвернувшись, говорит что–то в усик микрофона, который она успела нацепить вместе с наушниками.
Я понял, что Белогор оповещен о том, что мы нашли секретное отделение, где содержались похищенные дети, и теперь остальное представлялось мне несложным делом. Нейтрализовать полусонного охранника на стуле и въедливого доктора — ерунда. Даже если внутри есть еще парочка дуболомов (что вряд ли, ведь не тюрьма же в самом деле!), то и они не станут какой–то особой проблемой.
— Сейчас сюда подойдет сам директор, — миролюбиво сказал я врачу, — и все окончательно разрешится.
Не прошло и пяти минут, как в холл прибыла вся теплая компания. Господин Энгельс, правда, выглядел неважно. С него градом катился пот, директор то и дело озирался с выражением, будто не мог понять, что он здесь делает. Белогор теперь постоянно держал Энгельса под локоть — похоже, ему очень трудно было сохранять раппорт достаточной глубины. Ракитин, правда, вел свою игру безукоризненно, то и дело оправляя китель и бросая по сторонам сурово–внимательные взгляды.
Секач, завидев меня, сразу подошел и отвел к окну.
— Ты уверен, что детишки именно здесь? — полушепотом спросил он.
— Это именно та дверь, что я видел во время сеанса дальновидения, — твердо сказал я.
