– Факт третий. Противостоит нам Абвер, организация, про
которую тебе рассказывать не нужно, в ШОНе у вас по этой замечательной конторе
был специальный курс. Задача Абвера – заморочить нам голову. Если нападение
решено отменить, они должны создать у нас прямо обратное впечатление, чтобы мы
попусту растратили свои силы. Если сроки нападения остаются в силе, Абвер
попытается убедить нас, что войны в этом году ни в коем случае не будет. Ребята
они хитрые, изобретательные, работают, что называется, с огоньком. По традиции
там много бывших морских офицеров, да и начальник, как тебе известно, адмирал.
Что мне в их организации нравится – должности там распределяют не по званию, а
по профпригодности, так что капитан или даже обер-лейтенант может оказаться
главнее полковника. Важен не чин (он в конце концов зависит от возраста), а
личные качества. Переиграть абверовцев будет непросто. Особенно, если учитывать
наш кислый статус кво с кадрами.
Старший майор тяжело вздохнул. Что такое «статус кво», Егор
запамятовал, но на всякий случай понимающе кивнул.
– На этом обзор ситуации заканчиваю и перехожу собственно к
операции. – Октябрьский оживился. Можно сказать, повеселел на глазах. – Вчера
ночью поступила агентурная информация. 20 апреля в полночь, то есть сегодня, в
районе Святого озера (это около Шатуры) с самолета будет сброшен особо важный
груз. Посылка или человек, неизвестно. Однако то, что занимаются этим лично
германский военный атташе генерал Кестринг и его заместитель полковник Кребс,
да и сама близость выброски к Москве – свидетельство особой важности этой
акции. Наш источник сообщает, что подготовка ведется с соблюдением чрезвычайных
мер секретности. Принимать груз будет Решке, капитан Абвера. Он числится
третьим секретарем посольства. Разведчик сильный, опытный. Досье на него
толщиной с роман «Граф Монте-Кристо», а по содержанию даже увлекательней. Когда
сам Решке берет на себя обязанности приемщика – это не шутки. Но и мы окажем
самолету уважение, – хитро прищурился начальник спецгруппы «Затея». – С нашей
стороны встречать его будет не какой-то капитанишка, а представитель высшего
комсостава, по германским меркам генерал-майор. – Он с шутливой важностью
постучал себя по петлицам. – Имею приказ Наркома: перейти от пассивного
наблюдения к активным действиям. Давно пора.
– Что такое «активные действия», товарищ старший майор?
– Будем перехватывать. Хватит с фрицами менуэты танцевать, время
поджимает. Перехожу на быстрый фокстрот, а также на танго «Я задушу тебя в
объятьях».
– А это что такое?
– Сам увидишь, – интригующе улыбнулся Октябрьский и снова
подмигнул. – Если груз с руками и ногами, встречать его будем мы с тобой, два
чистокровных арийца. Само собой, при поддержке группы молчаливых товарищей. Так
что роль у тебя ответственная, почти что главная.
Егор приосанился, всем своим видом показывая: «Не
сомневайтесь, не подведу», хотя у самого противно дрогнули колени. Главная
роль! Без репетиций, в незнакомой пьесе, да еще какой…
– Со словами роль или как? – спросил он, изобразив
бесшабашную улыбку. – Память у меня отличная, с первого раза запомню, вы не
беспокойтесь,
– Ты запомни, главное, вот что. Театр у нас профессиональный
и даже академический, так что всяческая самодеятельность исключается.
Импровизаций не нужно. По собственной инициативе рта не раскрывать. Если
парашютист к тебе обратится, отвечать односложно, с певучим баварским
подсюсюкиванием, как ты умеешь. Ты – мой помощник, соблюдаешь субординацию,
ясно? Если я почувствую, что дело запахло керосином, дам команду «давай!». Тогда
хуком – и в нокаут. Только гляди, не перестарайся, мозги не вышиби.
– Если так, то лучше аперкотом. Рычаг силы короче.
– Аперкотом так аперкотом, специалисту видней. Однако я
надеюсь, до этого не дойдет.
Дорин не спускал глаз со старшего майора, ожидая продолжения
инструктажа, но Октябрьский молчал.
– Значит, не раскрываю рта, на вопросы отвечаю коротко, по
команде бью аперкотом. Понятно. Дальше что?
– Да ничего, – усмехнулся Октябрьский, одобрительно глядя на
младшего лейтенанта. – Вот и вся твоя роль.
– Ничего себе главная! – разочарованно протянул Егор. – Типа
«кушать подано», что ли?
– А ты хотел, чтоб я тебе, желторотому, доверил вербальное
пульпирование матерого абверовского агента?
«Вербальным пульпированием» на спецжаргоне назывался
первичный словесный контакт с малоизученным объектом, чтобы с ходу
сдиагностировать его статус, характер, степень опасности. Для этой ювелирной
работы требовалась безошибочная интуиция, опыт, быстрота реакции.
– Ну не пульпирование, конечно, но, может, хоть подыграть
вам как-то… Сказать что-нибудь, для естественности, для непринужденной
атмосферы…
– Я тебе скажу! Ночь, у всех нервы на пределе, парашютист
после приземления вообще еще не понял, на каком он свете. Какая к лешему
естественность! И потом, Дорин, в хорошем театре маленьких ролей не бывает. Про
систему Станиславского слышал? Даже если артист только говорит «кушать подано»,
он должен про свой персонаж всё в доскональности знать: биографию, черты
характера, пристрастия. Вот этим мы с тобой сейчас и займемся. Как говорил
товарищ Станиславский: «Верю – не верю». Надо, чтоб ты себя вел убедительно,
иначе зритель тебе не поверит. А зритель будет особенный. Если сыграешь плохо,
он не в буфет уйдет, пиво пить, а начнет садить с двух стволов, прямо в брюхо.
Октябрьский ткнул Егора твердым пальцем в живот и засмеялся.
Глава 4
Операция «Подлёдный лов»
В Москве было тепло, и по мостовым бежали ручьи, а прибыли в
Шатуру – будто уехали не на 120 километров, а на две недели назад, когда весной
еще и не пахло. На улицах городка еще кое-где серели сугробы, а окрестные поля
и вовсе были белыми.
Пока что обосновались в горотделе госбезопасности, который
занимал две комнаты в местном отделении милиции. Место было удобное – окна
выходили аккурат на станцию, куда должен был прибыть гауптман Решке.
Октябрьский, развалясь в кресле, болтал ногой в белой бурке,
курил папиросы, по телефону разговаривал благодушно и, пожалуй, даже лениво.
Никакого напряжения в старшем майоре не ощущалось, зато Егор сидел как на
иголках и поминутно наливал себе воды из графина.
Пока ехали в радиофицированной машине (Егор про такие
слышал, но своими глазами видел впервые), начальника спецгруппы все время
вызывала Эн-Эн, служба наружного наблюдения, докладывала.
В 18.50 Решке вышел из посольства; петляет, пытается уйти от
слежки; дали ему оторваться от двух обычных «хвостов», но сегодня его ведут еще
восемь дополнительных.
