Лес впереди посветлел. За елями открылось голое
пространство, справа расширявшееся и сливавшееся с белесым небом – очевидно,
там было озеро.
На снегу отчетливо выделялись три фигуры. Доносился звук
тихих голосов, вспыхнула спичка, звякнула крышка термоса.
– Что это они хворост не раскладывают? – прошептал
Головастый. – А костры?
– Ложись, – приказал Октябрьский. – Представьте себе, что мы
в Гагре, на пляже. Дорин, справа от меня. Головачов, слева. Подъяблонский, ты
сзади.
Вот как, оказывается, звали Поручика.
– Не ПодъяблОнский, а ПодъЯблонский, – обидчиво поправил он.
– Сколько раз говорить, товарищ старший майор.
– Ну извини, – хмыкнул Октябрьский.
Бойцы группы захвата залегли шагах в десяти, густой
цепочкой. Ни звука, ни разговоров – слились со снегом и как нет их.
Полежали так с полчаса. От земли пробирало холодом, даже
сквозь ватник и теплую фуфайку.
Потом Поручик шепнул:
– Летит!
Через несколько секунд Егор тоже услышал ровный, медленно
приближающийся гуд, а еще полминуты спустя уверенно сказал:
– «Дуглас», «Ди-Си»-третий. Транспортно-пассажирский,
двухмоторный. Мы их тоже выпускаем, по лицензии. У нас он «Пэ-Эс»-84
называется. Идет где-то на 3000 метров. Скорость, по-моему, немного за двести,
крейсерская.
Поручик уважительно на него покосился.
– Хорошо иметь рядом специалиста, – похвалил Октябрьский. –
Ишь ты, конспираторы, даже о марке самолета позаботились. Обычно для сброса они
обходятся «юнкерсами». В Абвере-2, на базе группы «Т», имеются иностранные
самолеты всех марок, но зазря их не гоняют, только в особых случаях. Значит,
груз действительно особой важности.
Немцы на просеке засуетились, встали в линию, метрах в тридцати
друг от друга.
Октябрьский заметил:
– Понятно, почему костров нет. Фонарями сигналить будут. Оно
проще, и следов не останется.
И точно: над головами агентов вспыхнули три ярких пятна – то
загорятся, то погаснут.
– Пора, товарищ начальник? – выдохнул Головастый.
– Не пора. Пусть сначала груз сбросят. Не понравится летчику
что-нибудь, улетит, а мы зря дров наломаем. – Старший майор приказал поручику.
– По три бойца на каждого. Двое берут, третий подхватывает фонарь и держит,
помигивая. Только не вспугните.
– Ничего, – спокойно ответил тот. – Они сейчас вверх
смотрят, и слух нацелен не на периферию, а на звук мотора.
Подъяблонский уполз в темноту, а старший майор достал из-под
куртки необычного вида бинокль и стал смотреть в небо.
– Это ночного видения, да? – шепнул Егор.
– Да. Причем с дальномером… Всё правильно, высота три сто.
Молодцом, товарищ военлёт… Пошел на второй круг… Замедлил ход. Сейчас сбросит…
Есть! Парашют раскрылся… Это человек! Дорин. сколько времени он будет
спускаться?
– С трех тысяч? Если б не ветер, то десять минут. А с
ветром… – Он прикинул скорость – пять метров в секунду, плюс-минус. – Минут
тринадцать.
Старший комиссар отшвырнул бинокль в сторону, обернулся,
энергично махнул.
Из ельника метнулись серые, едва различимые тени – это пошла
группа захвата.
Октябрьский скороговоркой объяснил, не сводя глаз с просеки:
– Раз парашютист – понадобится пароль. У нас тринадцать
минут, чтоб его добыть… Хорошо взяли, чисто!
Три световых пятна на поляне качнулись совсем чуть-чуть, и
снова восстановили прямую линию, слаженно замигали.
– Вперед!
Старший майор так рванул с места, что Егор сразу отстал, а
местный чекист и вовсе трюхал далеко позади.
Каждого из немцев держали двое бойцов – вмертвую, на глухой
залом. Раздавались стоны, сдавленное кряхтение.
– Следи за временем, – бросил Октябрьский и ткнул пальцем в
долговязого гауптмана. – Эй, вы! Пароль для парашютиста!
– Я немецкий дипломат, – прохрипел согнутый в три погибели
Решке. – Я третий секретарь посольства. Требую консул. Какой парашютист? Мы с
друзьями идем на рыбалка.
– Пароль! – перебил его старший майор. – Иначе прикончу.
– Не посмеете!
– Пошли люди ловить рыбу, да под лед провалились. Обычное
дело. Ну-ка, в воду его. Башкой!
До берега было метров десять. У самой кромки лед подтаял,
между белой коркой и серым песком чернела полоса воды.
Гауптмана поволокли к озеру, сунули головой под ледяной
край. На помощь подоспели еще двое бойцов, навалились немцу на ноги. Решке
бился, плескалась вода.
– Тех двоих подвести ближе, пусть полюбуются! – крикнул
Октябрьский, не оборачиваясь. – Дорин, время!
Егор посмотрел на часы. Рука ходила ходуном, голос
предательски дрогнул:
– Полторы минуты!
Он оглянулся на немцев. Выражение лиц у них было одинаковое:
смесь недоверия и ужаса.
Один из солдат, державших фонарь, покачнулся.
– Держи, мать твою! – рявкнул Поручик. – Если нервишки
слабые, служи в балете!
Перед глазами у Егора был светящийся циферблат. Секундная
стрелка медленно перебиралась с деления на деление.
– Вынуть, товарищ начальник? – спросил Головастый,
переминавшийся с ноги на ногу у самого берега. – Может, теперь скажет?
– Я тебе выну! Дорин, время!
– Три минуты!
Гауптман больше не бился, ноги нелепо расползлись в стороны.
– Пускай валяется, – приказал Октябрьский. Бойцы встали,
растирая заледеневшие руки.
Неподвижное тело осталось лежать, погруженное в воду до
пояса. Егор сглотнул. Фрица, наверное, еще можно было откачать. Неужто старший
майор не прикажет вытащить?
– Теперь вон того, Лауница!
Носатый немец взвизгнул, и Егор вспомнил, как Октябрьский
тогда сказал: «Хорошее лицо. Слабое. Вот с ним и поработаем».
– Пароль!
