– Не бойся, не трону. Тебя как звать?
– Степан. Степан Карпенко.
– И как же нам добраться до Вассера, Степан Карпенко?
Старший майор стоял сзади, внимательно слушал, как Дорин
ведет допрос.
– Та не знаю я. Он сам позвонит. На явку.
– Допустим. А как он выглядит? Возраст, рост, приметы.
– Ей-богу, не знаю. Мне сказали: жди, позвонит человек,
назовет пароль. Поступаешь в его распоряжение. Прикажет: умри – значит, умри. И
всё.
– А какой пароль?
– «Извиняюсь, товарищ Карпенко, мне ваш телефон дали в
адресном столе. Вы случайно не сын Петра Семеныча Карпенки?»
– А отзыв есть?
– Да. Нужно сказать: «Нет, товарищ, моего батьку звали Петро
Гаврилович». Тогда Вассер скажет, что делать.
– Еще что можешь сообщить про Вассера?
– Ничего. Чем хотите поклянусь.
Октябрьский тронул Егора за плечо: достаточно. Отвел в
сторону, сказал:
– Молодцом, боксер. Подведем итоги. Операция «Подледный лов»
прошла хлопотно, но успешно. Улов такой: завербован Лауниц, взят и обработан
радист с рацией; главное же – имеем выход на некоего аппетитного Вассера, про
которого мы пока ничего не знаем, но мечтаем познакомиться.
Глава 5
Файв о’клок у наркома
В ярком цвете неба, в особой прозрачности воздуха ощущалась
свежая, набирающая силу весна. Солнечный свет лился сквозь высокие окна.
Сидевшие за длинным столом нет-нет, да и поглядывали на эти золотые
прямоугольники, где меж раздвинутых гардин виднелись крыши и над ними
увенчанный звездой шпиль Спасской башни. Каждый, посмотревший в сторону окон,
непременно щурился, и от этого в лице на миг появлялось что-то неуловимо
детское, никак не сочетавшееся с общим обликом и атмосферой кабинета.
Комната была скучная: массивная официальная мебель, тускло
поблескивающий паркет, на стене географические карты, завешенные белыми
шторками. Цветных пятен всего два – огромная картина «Вождь и Нарком на
открытии второй очереди Уч-Кандалыкской ГРЭС», да бело-золотой чернильный
прибор «Обсуждение проекта Советской конституции», подарок на сорокалетие
хозяину от сотрудников центрального аппарата.
Десятиметровый стол, за которым обычно проходили совещания
руководства, выглядел непривычно.
Посередине две вазы (одна с фруктами, другая с печеньем),
серебряный самовар, стаканы с дымящимся чаем.
Кроме самого Наркома и наркома госбезопасности в чаепитии
участвовали еще четверо – трое в военной форме, один в штатском.
Собственно, чай пил один Нарком, лысоватый крепыш в пенсне,
за стеклышками которого поблескивали живые, насмешливые глаза. Остальные к
угощению не притрагивались – сосредоточенно слушали бритого военного с двумя
ромбами в петлицах.
Вот он закончил говорить, сел.
– Хорошо, товарищ Немец, – одобрил хозяин, в чьей речи
ощущался легкий грузинский акцент. – Как всегда, коротко, ясно и убедительно.
Теперь послушаем аргументацию товарища Японца.
Все кроме человека, которого Нарком назвал «Немцем»,
повернулись к коренастому брюнету с одним ромбом, сидевшему напротив. Тот
поднялся, привычным жестом оправил ремень, прочистил горло. «Немец» же (это был
старший майор Октябрьский) нагнул крутолобую голову и принялся рисовать в
блокноте штыки и шпаги. Перчатка на правой руке ему мешала, из-за нее
колюще-режущие предметы выходили кривоватыми.
Традицию чаепитий Нарком завел относительно недавно, к ней
еще не успели привыкнуть, оттого и стеснялись. В отличие от табельных
совещаний, где присутствовали, согласно должности, заместители обоих народных
комиссаров, а также начальники управлений, отделов и направлений, на чай к
Самому приглашали без учета званий, по интересу. Приветствовался свободный
обмен мнениями, даже споры и возражения начальству. Для того и подавался чай,
чтобы подчеркнуть неофициальность этих бесед, которые Нарком шутливо окрестил
«файв о’клоками». В такой обстановке он вообще шутил чаще обычного и держался
запросто. Говорил мало, больше слушал.
Нарком госбезопасности, тот обычно рта и вовсе не раскрывал,
подчеркивая этим что в присутствии Самого его номер второй. Мнение Октябрьского
о наркоме госбезопасности было такое: человек умный, но очень уж осторожный.
Как говорится, дров не наломает, но и пороха не изобретет
Форточка качнулась под дуновением ветерка, по полированной
поверхности стола пробежал солнечный зайчик – полыхнула мельхиоровая ложечка, в
вазе мягко залучился янтарный виноград.
Фрукты были отборные. В конце апреля винограда, персиков,
абрикосов нет даже в распределителе для высшего комсостава, а тут пожалуйста.
Старший лейтенант Коган не выдержал – деликатно отщипнул
виноградину, потом вторую. Потянулся и за персиком, но убрал руку. Был Коган
подтянут, плечист, рыжеволос. Сегодня его звали «Англичанин».
Каждому из четверых приглашенных на «встречу по интересу» Нарком
дал прозвище: «Немец», «Японец», «Англичанин», «Американец». Интерес же нынче
был нешуточный – определить, какое из направлений
разведывательно-контрразведывательной работы следует считать приоритетным. От
этого зависело распределение сил, ресурсов, кадров – короче говоря, всё.
Каждый по очереди излагал свою точку зрения, народные
комиссары слушали.
Октябрьский выступил первым. Сказал, что на сегодняшний день
главную угрозу для СССР несомненно представляет фашистская Германия, что
нападение в июне или даже в конце мая весьма вероятно. В подробности проводимых
спецгруппой мероприятий не вдавался, в столь широком кругу это было ни к чему.
Лишь зачитал последние агентурные данные, перечислил основные аргументы.
Старший майор был уверен, что позиция у него крепкая, куда сильней, чем у
остальных.
Вторым выступал «Японец», начальник японского направления
майор Лежава.
