В первый момент Егор подумал, что ослышался.
– Что глаза вылупил? – неприязненно посмотрел на него шеф. –
Методов физвоздействия пока никто не отменял. Мера эта, конечно, противная, но
в нынешних условиях без нее не обойтись. О том сказано и в закрытом
постановлении ЦК 10-01. – Старший майор процитировал по памяти. – «Метод
физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде
исключения, в отношении явных и не разоружившихся врагов народа как совершенно
правильный и целесообразный метод». ЦК ВКП(б) так решил, понятно? Учитывая
особый накал борьбы за выживание нашего рабоче-крестьянского государства.
Арестуем Вассера – адвоката вызывать не станем.
Хотел шеф продолжить инструктаж, но, поглядев на лицо
младшего лейтенанта, решил эту неприятную тему развернуть, чтоб не осталось
недомолвок.
– Ты, Дорин, учти: методы физвоздействия – это целая наука,
построенная в первую очередь на психологии. Наши костоломы из Следственного
управления ею не владеют, по себе знаю. Тут штука в том, что хорошему психологу
к самому физвоздействию прибегать обычно не приходится. Достаточно, как в
средние века, показать допрашиваемому орудия пытки. Только надо правильно
определить, чего человек больше всего боится.
– Откуда же это узнаешь? – спросил Дорин, ободренный
известием, что можно обойтись одной психологией.
– Не квадратура круга. Мужчины делятся на две категории:
глаза и яйца. Настоящего мужика мордобоем или там иголками под ногти не
возьмешь. Вот мой придурок-следователь об меня все кулаки отбил, палец себе
кусачками прищемил, новые галифе кровью забрызгал, а ничего не добился, потому
что был дубина. А пригляделся бы ко мне получше, полистал бы досье, почитал бы,
сколько времени я на баб трачу – сразу сказал бы: «Враг народа Октябрьский, не
подпишешь признательные показания – яйца оторву». Глядишь, я и подписал бы, что
я франкистский шпион и тайный агент бело-монархического центра. – Октябрьский
засмеялся, глядя на застывшее лицо младшего лейтенанта. – Ну, а вторая
категория – это кто ослепнуть боится. Такому человеку пригрози, что зрения
лишишь – расколется.
Егор покосился на графин – от таких разговоров у него
пересохло в горле. Но налить воды не решился, не хотелось выглядеть слабаком.
– С женщинами тоже несложно. Если примечаешь, что следит за
собой: причесочка там, маникюр, сережки и прочее, считай, дело в шляпе.
Пригрози вырвать ноздри или отрезать верхнюю губу. Покажи фотокарточку – как
выглядят женщины, с которыми это сделали.
– Но ведь гадость это! – сорвалось у Дорина. – Подлость!
Не выдержал-таки, опозорился перед шефом.
– Я тебе уже говорил. Хорошо то, что годится на пользу дела.
Подлость – всё, что делу во вред. А о каком Деле идет речь, сам знаешь.
Критерий в нашей работе может быть только один: целесообразность. К тому же,
повторяю, – тон старшего майора смягчился, – при правильном психологическом
диагнозе прибегать к таким методам необходимости нет. Если мужик не испугался
«глаз-яиц», а баба отрезанного носа, нечего тратить время и силы на пытку. Это
потенциальные самоубийцы или, того хуже, мазохисты – люди, которые от боли и
увечий только крепче духом становятся. Про святых великомучеников вас теперь в
школе не учат, а то бы ты понял, что я имею в виду.
– И что же тогда делать?
– Если есть доступ к родственникам или к предмету любви,
можно попробовать психдавление. Но с нашим клиентом Вассером это вариант
маловероятный. Он наверняка немец и все его дорогие родственники живут в
фатерлянде. Ничего, что-нибудь придумаем. Только взять бы.
Октябрьский все не мог успокоиться – то ли тема его
разбередила, то ли выражение Доринской физиономии.
– После ужасов империалистической войны, а особенно после
Гражданки мерихлюндии невозможны, – сказал шеф убежденно. – Как зверствовали
беляки, что творили наши – этого тебе в кинофильме «Чапаев» не покажут. В
жестокое время живем. И если хотим выжить и победить, мы тоже должны быть
жестокими… Ладно, всё об этом. Продолжаем работать.
Такую лекцию прочел Егору старший майор в самый первый день.
Вот и спрашивается, какой он после этого – добрый или злой?
Думал про это Дорин, думал и пришел к следующему
умозаключению. Для своих товарищей шеф добрый, а для врагов – зверь. И это
правильно. Доброта – не всеобщий эквивалент. Она, как и все на свете, понятие
классовое, политическое. Что плохо для врага, то хорошо для нас. И наоборот.
Чего проще?
А впрочем, сильно много времени на то, чтоб предаваться
отвлеченным рассуждениям у младшего лейтенанта Дорина в эти дни не было.
Итак, первым местом службы нового сотрудника спецгруппы
«Затея» стала запущенная коммуналка на Кузнецком Мосту. Квартиру немцы выбрали
толково. Четырехэтажное строение располагалось в проходном дворе, из окон
комнаты просматривались все подходы. В случае необходимости можно было уйти и
по черному ходу, и крышами, через чердак.
Соседей агенты Абвера тоже подобрали с умом: комната,
которая предназначалась радисту, числилась за дальневосточником, служившим на
Камчатке, а в двух остальных жили глухонемой старик Демидыч и мороженщица Зинаида
Кулькова с сыном Юшей, великовозрастным олигофреном.
Но что немцу хорошо, то и нам сгодится, перефразировал
Октябрьский известную поговорку.
Близко к Лубянке? Отлично. Убогие соседи? Замечательно.
В соседних домах, по периметру двора, старший майор
разместил несколько групп, работавших посменно – на случай, если Вассер
вздумает наведаться лично.
Соседей Октябрьский подменил – да так, что никто этого не
заметил. Глухонемого отправили в дом ветеранов (он давно этого добивался),
вместо него поселили лейтенанта Григоряна, внешне похожего на Демидыча, так что
и гримировать сильно не пришлось.
Мороженщице с сыном выделили из фонда НКВД отдельную
квартиру на другом конце Москвы, в Усачевском рабочем поселке. Зинаидой
Кульковой стала Галя Валиулина из 2-го (контрразведывательного) управления
НКГБ. Женщина она была молодая, собой видная и лицом на обрюзгшую мороженщицу
не шибко похожая, но зато примерно той же комплекции. Навели Валиулиной
алкоголический румянец, состарили кожу, одели в Зинкины платки-халаты – если
смотреть издали, не отличишь, а вблизи любоваться на нее у посторонних
возможности не было: сидела «Кулькова» дома, на больничном.
