– Корнеев, уходи вправо, теперь мы.
Маршрутка прибавила скорости и вскоре нагнала троллейбус,
битком набитый пассажирами.
– Дорин, пригнись, – велел шеф. – Вон он, на задней
площадке. Как бы не оглянулся.
Егор сполз на пол, вследствие чего временно лишился
возможности лично наблюдать за объектом. Выручал технический прогресс:
Октябрьский обменивался с другими машинами информацией, разные голоса (все как
один писклявые и трескучие) докладывали о своем местоположении, так что в целом
младший лейтенант, можно сказать, был в курсе происходящего.
Однажды из наушника вдруг донеслось:
– Октябрьский, как у тебя?
Кто это посмел обращаться к старшему майору на «ты»?
– Нормально, товарищ Нарком, ведем, – ответил шеф, и Егор
затаил дыхание.
Вот это да! Сам Нарком следит за операцией.
– Нужны дополнительные средства– сообщи. Я дал распоряжение…
– Внимание! – крикнул в микрофон Октябрьский, перебив
Наркома. – Выскочил из троллейбуса! Бежит на противоположную сторону, к
памятнику Пушкина… Прыгнул в «Аннушку», вагон номер 12-42. Движется в сторону
Никитских ворот. Савченко, выходи вперед, я отстану! Извините, товарищ Нарком.
– Ну-ну, работайте.
Теперь можно было снова устроиться на сиденье. Маршрутка
ехала вдоль Тверского бульвара, отстав от трамвая «А» на несколько машин.
– Шеф, а зачем он у меня рацию забрал? – обернулся назад
Дорин. Его распирало от радостного предвкушения: всё под контролем, операция
идет успешно, в этом есть и его, Егора, заслуга.
– Не знаю. Может, ты ему чем-то подозрителен показался, –
ответил Октябрьский, и настроение сразу испортилось.
– А вернее всего, фрицы решили проверить, не химичил ли кто
с рацией, – продолжил старший майор. – Хорошо, что я не отдал ее Сливовкеру из
техотдела на изучение. Уж он приставал-приставал, не терпелось абверовскую
новинку исследовать…
Неизвестный Егору Савченко, который вел «Аннушку», доложил,
что объект спрыгнул на ходу и перебежал на другую сторону бульвара.
Там его уже пас какой-то Шарафутдинов – как понял Егор, на
трехтонке.
Связник проделал подобный маневр еще дважды, но оторваться
от слежки не смог – очень уж плотно его обложили.
– Что-то слишком петляет, – озабоченно сказал Октябрьский. –
Заметил? Маловероятно. Неужто чутье такое?
На Зубовской площади Селенцов в очередной раз сменил вид
транспорта – пересел из автобуса на 34-й трамвай, шедший в сторону
Новодевичьего.
В это время объект снова вела машина Октябрьского, только
водитель поменял цифру маршрута на стекле да номер на бампере.
– Я остаюсь, товарищ старший майор? – сказал шофер. – У нас
маршрутное такси «семерка», она тут тоже заворачивает.
– Нет, Лялин. Давай-ка ты лучше поотстань. Береженого, сам
знаешь… Корнеев! – (Это уже в микрофон.) – Обгоняй!
Минуты не прошло – Корнеев, ехавший на «эмке», доложил:
– Сошел. Идет через Девичье Поле. Медленно. Оглядывается.
– Кажется, приехали, – удовлетворенно заметил Октябрьский. –
Встреча у него тут с кем-то, не иначе. Всем начальникам групп! Оцепить сквер по
периметру, скрытно. Я выхожу.
Вылез на тротуар, сладко потянулся.
– Давай, ребята. Только не кучей.
Оперативники один за другим перескакивали через чугунную
оградку и исчезали в еще голых, но все равно густых кустах.
– А мы с тобой, Егор, культурно пойдем, по дорожке.
Приличным прогулочным шагом.
Не успели они пройти «приличным шагом» и двадцати метров,
как из кустов вынырнул Лялин.
– Товарищ старший майор!
– Ну, где он?
– В избушке на курьих ножках, – отрапортовал сотрудник.
Октябрьский нахмурился:
– Что за дурацкие шутки?
– Там детская площадка, товарищ начальник. Песочница, горка
деревянная. Ну и избушка, вроде как Бабы-Яги, что ли. Залез он туда и не
выходит.
– Ладно, пошли посмотрим, что за чудеса такие…
Игровая площадка на Девичьем Поле была замечательная,
свежепокрашенная к Первомаю. Кроме обычного набора детских забав – горки,
качелей, песочницы – были там фанерный аэроплан с красными звездами, кораблик с
надписью «Аврора» и бревенчатый домик с маленькими окошками. По всей этой
красоте ползало десятка полтора ребятишек мелкого возраста, в основном вокруг
аэроплана. Жилище Бабы-Яги у подрастающего поколения Страны Советов, похоже,
популярностью не пользовалось.
На скамейках сидели бабушки с няньками. Кто вязал, кто
болтал между собой – одним словом, картина для парка самая что ни на есть
обыкновенная.
Октябрьский, Егор и Лялин укрылись среди деревьев, со всех
сторон окружавших площадку. За сквером серело массивное здание Академии Фрунзе.
Оттуда тоже, перебегая от ствола к стволу, подтягивались оперативники.
Старший майор не сводил глаз с избушки.
– Не пойму… Сидит – не высунется… Тайник у него там, что ли?
Не нравится мне это. Уйдет подальше от детей – будем брать.
Вдруг одна девочка лет шести, пытавшаяся вскарабкаться на
крыло аэроплана, оглянулась на домик.
– Тсс! – шикнул на подчиненных Октябрьский, прислушиваясь.
Девочка что-то спросила звонким голоском. Спрыгнула на
землю, подбежала к избушке. Заглянула. Скрылась внутри.
– Чего это он? – спросил Егор, посмотрел на шефа и поразился
– лицо у того страдальчески исказилось.
– Паскуда, – прошептал старший майор. – Вот он что удумал…
– Шеф, я не понял.
– Помолчите! – цыкнул Октябрьский – яростно, да еще и на
«вы». Внезапно стиснул Егору плечо. – Нет, гляди, выпустил!
Девчушка вышла из домика, крикнула:
– Хорошо, дяденька! – и вприпрыжку понеслась к краю
площадки, где (Егору отсюда это было хорошо видно) на земле лежали двое
сотрудников.
Один из них, коренастый парень в кожаной куртке, вдруг
поднялся в полный рост и не маскируясь направился к старшему майору. Девочка
шла за ним.
