– Вот это правильно. Сорвался, с кем не бывает. Наверно,
была причина. Потом расскажешь. Ты вот что, ты иди ко мне в округ служить.
Перевод я организую, не проблема. Обещаю: сразу в небо отправлю. Мы сейчас
несколько новых «яков» получили, на обкатку. Золото, а не машина. Ты же летал
классно. А какой стрелок был! Мне ценные кадры пригодятся. – Он подмигнул. – Ну
и тебе невредно иметь наверху мохнатую лапу. Поехали, отметим. Мне в Москве
казенную квартиру выделили, чтоб не в гостинице останавливался. По должности
положено.
– Через Лубянку проедем? – спросил Дорин, разглядывая себя в
зеркале.
Неужели это он? Ввалившиеся щеки, белобрысая борода,
запавшие глаза, а кожа пористая, синюшная.
– Хочешь – проедем. А что там, дело какое?
Егор сделал вид, что не слышал вопроса.
– Говоришь, наглеют фрицы? Как там у вас вообще, на западе?
Они вышли из туалета. Лимузин поджидал неподалеку,
ослепительно сверкая на солнце.
– Хреново. Так и роятся вдоль границы. Но приказа на боевую
готовность не было. Наоборот, строго-настрого велено не провоцировать.
Проявлять бдительность, но не задираться. За пальбу по нарушителям воздушного
пространства – трибунал. Но я сейчас в наркомате и Генштабе с людьми потолковал
– мнения разные. Кто говорит, не сегодня-завтра дадут готовность номер один. А
замнаркома по секрету шепнул: ни хрена не будет, через недельку начинай
отпускать людей в отпуска. Политика, бpaт. Не моего ума дело.
До площади Дзержинского долетели в минуту. Напротив ГэЗэ
Егор попросил:
– Скажи шоферу, пусть тормознет на минутку.
Когда автомобиль остановился, Дорин вылез на тротуар. Обернувшись,
сказал:
– Спасибо, Петь. Гладких тебе взлетов и мягких посадок.
Увидимся.
И побежал через улицу.
Божко, высунувшись, закричал что-то вслед, но Егор лишь
махнул ему рукой.
Дел было невпроворот. Неотложных, сверхважных.
И только уже оказавшись в главном подъезде, у проходной,
Дорин сообразил, что без пропуска никто его внутрь не пустит. Позвонил
Октябрьскому в кабинет – никого.
Ах да, рано еще. Ответственные работники после ночной службы
только-только спать легли. Домашний телефон старшего майора Егор не знал. Как
быть? Ждать, пока не появится кто-то из знакомых? Ехать к шефу домой, в Дом на
набережной? А если его там нет, только зря время потратишь?
От этих колебаний оживление как-то увяло, на смену ему
пришла неуверенность. А какие такие важные сведения намерены вы сообщить шефу,
товарищ лейтенант? Что остались живы и ужасно радуетесь свежему воздуху,
чистоте, свободе?
Задание вы провалили. Более того, почти месяц прослужили
радистом у немецкой шпионки. При этом саму шпионку упустили, с концами. То-то
шеф обрадуется вашей высокой результативности.
Под суд тебя надо, вот что, сказал себе Дорин и совсем скис.
На работу густо шли сотрудники, время было без пяти минут
девять. Показалось и знакомое лицо – Галя Валиулина, с которой сидели в засаде
на Кузнецком. Скользнула взглядом по лицу Егора, не узнала. Немудрено. А он до
того пал духом, что не окликнул ее.
За Галей шли еще две женщины, обе в военной форме.
Предъявили пропуска, прошли мимо контроля. Одна, с короткими черными волосами,
выбивавшимися из-под пилотки, зацепилась юбкой за стойку и сердито обернулась.
Егор схватился руками за колонну.
Это была она, Вассер! В защитной гимнастерке, в сапогах, с
петлицами сержанта госбезопасности.
Выругалась («Вот зараза!»), дернула юбку и скрылась за
поворотом коридора.
Больше всего на свете старший майор Октябрьский не любил
необъяснимых явлений. Заметьте, не тайн, которые вызывают желание поломать
голову и найти разгадку, а именно необъяснимостей, когда происходит то, чего
никак не может быть. И непонятно, почему.
С годами подобные казусы в его жизни встречались все реже.
Октябрьский научился почти безошибочно понимать скрытый механизм любых событий
и логику человеческих поступков. Тем сильнее он нервничал, когда происходило
что-нибудь, не укладывающееся ни в какие рациональные рамки.
Накануне ночью он был у Наркома с аналитическим отчетом,
который готовил без малого месяц. После провала операции «Вассер», которая
могла бы дать ответ на самый главный вопрос, начальнику спецгруппы «Затея»
пришлось пойти обычным путем: сводить агентурные сведения, данные армейской
разведки и показания перебежчиков, проверять и перепроверять источники – и, как
говорили во времена юности старшего майора, отделять зерна от плевел.
Информация шла двумя противоположными потоками.
С одной стороны, дислокация германско-венгерско-румынских
войск на западных рубежах СССР была завершена. Сила собрана такая, какой в
истории войн еще не бывало. Разведки приграничных округов засыпали Москву
паническими донесениями: немцы готовы, вот-вот ударят.
Но стратегическая разведка, работающая в глубоком тылу, а
стало быть, обладающая большим охватом, доносила: в немецком Генштабе
разрабатывают план по молниеносной переброске огромных масс войск и техники на
юг. Имеется некий сверхсекретный план «Баязет», предусматривающий вторжение в
Турцию с последующим выходом на Ближний Восток. Все части и соединения срочно
укомплектовываются переводчиками – не с русским языком, а с арабским и турецким.
Для этого экстренно мобилизованы студенты всех востоковедческих факультетов. По
данным Второго, контрразведывательного, управления НКГБ действия Абвера на
территории Советского Союза многократно активизировались, но в специфическом
направлении – идет интенсивная переброска агентов в Закавказье и Среднюю Азию.
Часть из них затем переходит турецкую и иранскую границу.
Нарком торопил Октябрьского с итоговым докладом, а на
Наркома, само собой, наседал Вождь. Но старший майор медлил, сознавая меру ответственности.
За апрель, май и начало июня командование РККА потихоньку
перебросило на Запад до 170 дивизий, однако пока их не разворачивало. Чтобы
привести соединения в полную боевую готовность, требовалось минимум 48 часов, а
лучше 72. Иначе огромное скопление людей, скученная техника, нерассредоточенные
склады горючего и боеприпасов будут не более чем удобной мишенью для
массированных бомбардировок и танковых рейдов.
Старшему майору была известна точка зрения Вождя.
