Военный теоретик Малкарион
Выдержка из книги «Темный путь»
Поначалу Эвридика испугалась, что ослепла. Вокруг царила кромешная тьма. Девушка села и дрожащими руками ощупала сравнительно мягкую койку под собой. В воздухе висел сильный запах меди и машинного масла, и единственным звуком, кроме ее дыхания, был приглушенный, но непрерывный фоновый гул.
Она узнала этот звук. Корабельные двигатели. Где-то на дальней палубе гигантские двигатели корабля работали, обеспечивая варп-переход.
Память возвращалась, а с нею вернулся и образ шлема-черепа с горящими рубинами глаз. Астартес захватил ее в плен.
Талос.
Эвридика прижала ладони к горлу. Горло саднило — больно касаться и трудно дышать. Секундой позже она поднесла руку ко лбу. Пальцы наткнулись на холодный металл. Узкий легкий обруч из железа или стали… закрепленный у нее на лбу и закрывающий третий глаз. Девушка нащупала крошечные заклепки в тех местах, где пластину просверлили и привинтили к ее черепу. Обруч был как раз такой ширины, чтобы надежно пленить ее генетический дар.
Внезапно раздался лязг открывающейся двери и визг ржавых петель. Луч света, желтого и тусклого, рассек скопившийся в комнате мрак. Эвридика отпрянула, щуря ослепленные светом глаза и пытаясь рассмотреть его источник.
Фонарь. Фонарь в чьей-то руке.
— Проснись и пой! — выдал хозяин лампы.
Он вступил в комнату — Эвридика могла пока разглядеть лишь неясный силуэт — и, кажется, что-то подкручивал в своем фонаре. На секунду все вновь погрузилось во мрак.
— Хаос побери эту рухлядь, — проворчал человек.
Эвридика не знала, что делать. Ее так и подмывало накинуться на пришельца, сбить его с ног и смыться. И ей бы это удалось, точно удалось, если бы голова не кружилась так сильно. Когда девушка снова смогла видеть — пусть какое-то мгновение, — она поняла, как ее тошнит. Просто выворачивает. Эвридика сомневалась, что сможет хотя бы встать.
Освещение восстановилось, когда человек переключил фонарь с центрованного луча на общий режим. Все такой же тусклый, конус света упал на потолок и наполнил камеру мягким сиянием, похожим на огоньки свечей.
Вернувшееся зрение вызвало новый приступ тошноты, и Эвридику вырвало остатками последней трапезы, случившейся еще на борту «Звездной девы». Обед готовил Торк. Девушка перевела дыхание и выдавила:
— Трон… его стряпня и без того была гадкой…
Звук собственного голоса неприятно ее поразил — такой же глухой и слабый, как свет фонаря. Этот Астартес, Талос… он чуть ее не задушил. От одного воспоминания кровь стыла в жилах. Глаза, впившиеся в ее лицо, багрово-алые, бездушные и бесчеловечные…
— Не произноси это слово, — мягко сказал пришедший.
Она обернулась к нему, вытирая рот рукавом и смаргивая слезы напряжения. На вид мужчине было лет тридцать — тридцать пять. Взлохмаченные волосы пепельными прядями рассыпались у него по плечам, а соломенного цвета щетина показывала, что он уже несколько дней не брался за бритву. Даже сейчас, когда зрачки пришельца расширились в темноте, его глаза отливали нефритовой зеленью. Он был бы красив, не будь похитителем людей и сукиным сыном.
— Какое слово? — спросила она, ощупывая ноющую шею.
— То самое слово. Не упоминай имперские проклятия и клятвы на этом корабле. Ты рискуешь оскорбить полубогов.
Эвридика не смогла распознать его акцент, но речь незнакомца звучала непривычно. Вдобавок он очень осторожно подбирал слова, тщательно составляя фразы.
— А какое мне до этого дело?
Она сумела вложить в вопрос достаточно дерзости, чтобы гордиться собой. Не позволяй им увидеть твой страх. Покажи зубы, детка.
Человек снова заговорил. Его голос казался особенно мягким по сравнению с ее вызывающим тоном.
— Потому что и в лучшие времена они не отличаются терпением, — ответил незнакомец. — Если ты их разозлишь, они тебя убьют.
— Голова болит, — пожаловалась Эвридика, вцепившись в край койки.
Горло перехватило, рот наполнился слюной. Трон, сейчас ее снова стошнит.
Так и случилось. Незнакомец сделал шаг назад, избегая пятна рвоты.
— У меня голова раскалывается! — мрачно сообщила Эвридика, сплевывая последние остатки Торковой стряпни.
— Последствия операции. Мои хозяева не хотели, чтобы ты убила меня, когда проснешься.
Эвридика снова ощупала металлическую пластину, охватывающую лоб и ослепляющую третий глаз. Паника, которую, по ее мнению, девушка так ловко скрывала, вырвалась из-под контроля и напомнила, что есть гораздо большие неприятности. С трудом разобравшись с кашей, творящейся в голове, Эвридика озвучила первый из тысячи неотложных вопросов:
— Почему я здесь?
Незнакомец ответил теплой и чистосердечной улыбкой, которую Эвридика с удовольствием стерла бы с его смазливой физиономии ударом кулака.
— Что, демоны тебя побери, здесь смешного? — рявкнула она.
— Ничего.
Улыбка пропала, но в глазах его остались веселые искорки.
— Извини. Мне говорили, что это первое, о чем спрашивает любой человек, попавший на борт. Это было первое, о чем спросил я.
— По-твоему, это смешно?
— Нет. Просто я только что сообразил, что с твоим появлением я уже не самый новый на службе у наших хозяев.
— Как долго я была в отключке?
— Восемь стандартных часов.
Септимус посчитал с точностью до минуты, но сомневался, что ее интересуют такие детали.
— И тебя зовут?..
— Септимус. Я слуга лорда Талоса. Его оружейник и вассал.
Он начал ее раздражать.
— Ты странно говоришь. Медленно, как дебил.
Септимус покорно кивнул:
— Да. Прости, я привык к нострамскому. Я не говорил на низком готике уже… — Он помолчал, вспоминая. — …уже одиннадцать лет. И даже тогда он не был моим родным языком.
— Что такое «нострамский»?
— Мертвый язык. На нем говорят полубоги.
— Полубоги… Астартес?
— Да.
— Они притащили меня сюда.
— Я помогал доставить тебя на борт, но да, таково было их решение.
— Зачем?
Септимус прочистил горло и уселся на койку, прислонившись к стене. Похоже, он устраивался тут надолго.
— Тебе следует кое-что уяснить. Уйти с этого корабля можно только одним способом, и способ этот — смерть. Тебе предложат выбор. Очень простой выбор: жить или умереть.
