Носком ботинка он перевернул другое тело. Глаза убитого юноши смотрели в потолок, сквозь убийцу. Талос уже отворачивался, когда по дисплею визора пробежала чуть заметная вспышка. Склонив голову к плечу, Астартес сверху вниз поглядел на убитого. Пульс?
В уголке сомкнутых губ раба вздулся кровавый пузырь. О, так он все еще дышал! Значит, парень был не настолько мертв, как казалось.
— Ты, — сообщил ему Талос, — заслужил почетное место.
Он поволок умирающего человека на другой конец комнаты. Талос тащил свою жертву за ногу, оставляя на каменном полу ярко-алый след артериальной крови. В том, чтобы убивать этих жалких рабов, особой радости не было — по крайней мере, для Пророка. Зачищая одну комнату за другой, он испытывал лишь краткое удовольствие от удачной охоты. Талос снова задумался, как обстоят дела у братьев, и тут его внимание привлекли шаги за дверью.
Он крутанулся на месте, вскинув болтер и направив его на дверной проем. Узас опустил свое оружие. И гладиус, и цепной топор покрывала блестящая пленка крови.
— Брат, — приветствовал его Узас. — Что за охота! Что за добыча! Вонь их крови так сильна, что почти оглушает!
Талос опустил болтер, хотя и с секундной задержкой.
— Что хочешь с этим делать? — Узас показал топором на умирающего человека.
— Он как раз собирался помочь мне изготовить еще одного кровавого кондора.
— На этом участке выживших мало…
Узас слегка покачивался, но Талос сомневался, что брат это замечает.
— Нет смысла делать кровавого кондора. Я убил многих. Кирион убил многих. Некому смотреть.
Талос выпустил лодыжку смертного. С элегантной небрежностью он раздавил горло человека каблуком. Все это время Пророк не сводил глаз с топтавшегося в дверях Узаса.
— Где Кирион?
Узас не ответил.
— Где Кирион?
— Не здесь. Ушел. Я видел его давно.
— Как давно?
— Какое-то время мы убивали вместе. Потом он ушел, чтобы охотиться в одиночку. Он ненавидит меня. Я видел, как он душил, и рубил, и пожирал мертвецов. Потом он ушел, чтобы охотиться в одиночку.
Талос фыркнул — низкое, хриплое ворчание затравленного хищника.
— Я хочу спросить тебя кое о чем, — сказал он. — О важном. Мне надо, чтобы ты сосредоточился на моих словах, брат.
Узас перестал раскачиваться. Мотор его цепного топора кашлял со случайными интервалами. Палец Повелителя Ночи подрагивал на спусковой кнопке.
— Спрашивай.
— Отец Рожденной-в-пустоте… Команда нашла его мертвым. Последние несколько недель я считал, что это сделал кто-то из старых членов команды. Но я ошибался, так ведь?
Узас, казалось, закашлялся. Что бы ни означал этот звук, ответом он не был.
— Зачем ты это сделал, Узас?
— Сделал что?
Голос Талоса не выдавал ни гнева, ни даже усталости. Его тон был нейтральным и ровным, как куски мертвого камня, оставшиеся от их родного мира.
— Я знаю, что ты слышишь меня. Я знаю, что ты там, внутри.
Узас на несколько секунд запустил цепной топор. В конце концов воин покачал головой.
— Иногда смертные просто умирают. Не всегда надо винить меня.
Развернувшись, он оглядел коридор.
— Я иду на охоту.
Так он и сделал, не проронив больше ни слова.
Сирены все еще надрывались. По всей крепости-монастырю Когти превращали помещения нижних уровней в мертвецкие. Воины вопили, завывали и делали все, чтобы привлечь к себе внимание.
Талос несколько секунд смотрел на опустевший дверной проем. Он пытался понять, закончена или нет беседа с Узасом.
Плотоядно ухмыльнувшись, Повелитель Ночи решил, что нет.
Ксарл, в отличие от своих братьев, не радовался выпавшей им бесславной роли. Пробраться на нижние уровни крепости и перебить связанных клятвой рабов — одно дело. Кто-то должен был выполнить эту досадную миссию. Но вот то, что ее поручили Первому Когтю, — совсем другое.
Размышляя над этим, он выковыривал кусок плоти, застрявший в зубьях цепного меча. Этот оказался таким крупным, что проклятую железяку заклинило, но, учитывая, сколько жизней Ксарл пожал в последние минуты, ничего удивительного тут не было. Семнадцать изрубленных на куски рабов ордена ровным слоем усеяли коридор. Ксарл не понимал, что заставляло обычных смертных, вооруженных только ножами и мелкокалиберными пистолетами, бросаться на него, однако легко мог обойтись и без этого знания. Судя по всему, те, кто это понимал, быстро отправлялись на тот свет. Так что лучше было оставаться в неведении.
Диверсия. Слово звучало почти как ругательство.
Когти рассредоточатся по крепости-монастырю, — провозгласил Вознесенный, с царственным высокомерием цедя слова, — и диверсиями отвлекут внимание противника, тем самым позволив Кровоточащим Глазам проникнуть в генераторум.
И Талос просто-напросто согласился с этим. Он стоял там, кивая, пока Кровоточащим Глазам поручали добыть главный приз.
При воспоминании о той минуте Ксарл покачал головой.
— Мне это не нравится, — вслух произнес он.
Меркуций для этого задания предпочел штурмовому болтеру стандартный цепной меч.
— Ты говоришь это всего-то в сороковой раз.
Двое воинов встретились еще до того, как взвыли тревожные сирены. Оба гнали смертных сквозь катакомбы этой огромной, ненавистной им крепости. Меркуций признал, что шел по оставленному Ксарлом кровавому следу, надеясь соединиться с Талосом.
Клинок Ксарла заревел снова, разбрызгивая с мокрых зубьев кровь. Его хозяин ухмыльнулся:
— Обычно ты всем недоволен. Даже странно, что сегодня ты такой жизнерадостный.
— До жизнерадостности мне далеко, но что угодно лучше, чем сидеть на корабле. И здесь, по крайней мере, мы слышим вопли ужаса.
Признание, кажется, его смутило.
— Мы слишком долго не были в бою. Мне это нужно. Мне нужно знать, что мы все еще ведем войну.
Двуручный меч Ксарла ворчал все слабее, пока не утих до ровного гула режима ожидания.
— Ведем войну. Ты даже говоришь сейчас, как Талос.
Реакция Меркуция на тон Ксарла была едва уловимой, но вполне однозначной. Его клинок чуть поднялся, плечи напружинились, а глазные линзы загорелись недобрым огнем.
— И что, если так?
Второй воин хмыкнул.
— Меня и без того достало его нытье о поблекшей славе и упадке легиона. Если ты присоединишься к его бредням о доблестном прошлом, которого у нас никогда не было, я сам прикончу тебя из жалости.
