Рейна услышала достаточно, даже более чем достаточно. Она вернулась для того, чтобы пригласить их к столу, пока обед не остыл, но вместо этого просто стояла и слушала, уверенная, что они оба были слишком поглощены своим мучительным экскурсом в прошлое, чтобы заметить ее или кого бы то ни было еще. Однако она не могла продолжать слушать, не могла вынести всего того, что уже услышала, и не думала, что Ранульф мог. Лицо его было отрешенным. Все невзгоды и ужасы одинокого детства как в зеркале отражались в его голосе, глазах, каждом слове. Все существо его разрывалось от невыносимой боли, и она чувствовала это. О! Как она ненавидела его боль! Как ненавидела она его отца за то, что он причинил ее! Ранульф страдал несравненно больше, чем раньше, когда все, что он чувствовал к своему отцу, была лишь страшная ненависть.
Рейна не могла избавить своего мужа от этой боли, однако она могла помешать ей еще сильнее сжать своими смертельными тисками сердце Ранульфа.
— Если ты еще не заметил, Ранульф, то в зале полно людей, которые просто умирают от голода, ожидая, когда же ты наконец займешь свое место во главе стола.
Она получила свирепый взгляд в ответ на то, что посмела прервать их разговор, однако жертва ее все же не была напрасной. Он коротко кивнул и направился к столу. Когда Хью последовал было за ним, она задержала его, дотронувшись до рукава камзола, Те же васильковые глаза устало посмотрели на Рейну, однако она была настроена весьма решительно.
— Я готова была поклясться, что принесу вам свои извинения за нанесенное ранее оскорбление, — сказала она тихим, но не менее от этого свирепым голосом. — Но после всего того, что услышала, я поняла, что не смогу сделать это — только не после вашего разговора… Я хочу, чтобы вы покинули Клайдон сейчас же, сию же минуту.
Он, казалось, был ничуть не удивлен, услышав се требование, однако лорд Хью и не собирался выполнять его.
— Я не могу оставить этот вопрос нерешенным, леди.
— Вы отказываетесь уехать?
Он лишь слабо улыбнулся в ответ, отчего гневный взгляд ее еще сильнее запылал.
— Помню, вы сказали: «Если хотите, чтобы я ушла отсюда, то вам придется силой вывести меня!» Боюсь, что одной вам не под силу выставить меня, моя дорогая.
— Черт бы вас побрал! — вскипела она, прекрасно сознавая, что не сможет выставить его из замка, по крайней мере без позволения Ранульфа, которое ей вряд ли удалось бы получить теперь, ибо если бы Ранульф этого хотел, то давно бы сам это и сделал.
— Но я предупреждаю вас, лорд Хью, если вы словом, делом или каким-либо еще способом причините боль моему мужу, клянусь, я разрушу ваш замок, ваше поместье — все самое дорогое, что у вас есть!
— А что, если самое дорогое, что у меня есть, — это ваш муж?
— Вам не удалось убедить его самого в этом. Так что же заставляет вас думать, что в это поверю я?
— Только то, что это правда. Я люблю его. С того самого дня, когда он впервые взглянул на меня моими собственными глазами, у меня появился мой портрет, мой двойник. И прежде чем я покину этот замок, мой сын должен узнать об этом, даже если мне придется силой вколотить это в него — он узнает!
И сказав это, лорд Хью оставил ее одну, раздираемую не то сомнениями, не то раскаянием. Теперь она не знала, стоит ли ей вмешаться или позволить ему убедить Ранульфа в его искренности, если он на самом деле был искренен. Но если все же нет, а Ранульф поверит ему, не облегчит ли эта вера его боль — боль, которую он уже так давно носит в своем сердце? Но вот вбить правду в Ранульфа? Она улыбнулась комичности подбора слов, ибо лорд Хью и был, возможно, единственным человеком на земле, кто действительно мог сделать это.
Глава 39
Угорь в остром мятном соусе все еще был теплым, как, впрочем, и цыплята с ананасами, и запеченный в невероятной подливке кролик. Ранульф даже не притронулся к еде. Хью так же равнодушно взирал на дымившиеся перед ним лакомства. Однако Рейна не была из числа тех, кто позволял переживаниям испортить свой отличный аппетит, но в отличие от сидящих по обеим сторонам от нее мужчин она просто потягивала вино.
По сравнению с обычной трапезой этот обед был слишком мрачным. И остроумного Уолтера не хватало сегодня как никогда. Хотя воспитанницы леди и переговаривались тихонечко между собой, на них также подействовала напряженная обстановка, царившая во главе стола. Даже слуги и те присмирели и на цыпочках суетились возле обедающих, внимательные и любезные, как никогда прежде.
Однако подобная атмосфера, к величайшему сожалению Рейны, царила за столом недолго. И хотя она прекрасно знала, что все мысли Ранульфа были сосредоточены исключительно на его отце, он, как видно, собирался уделить и ей немного своего внимания. Он поднялся и, взяв Рейну за локоть, вытащил ее из-за стола. Не говоря ни слова, не объясняя того, что происходит, ни отцу, ни самой Рейне, он отвел ее в сторону. Она бы не стала ни о чем его спрашивать, если бы Ранульф не направился прямо к лестнице, ведущей в их спальню.
— Что вы делаете? — потребовала ответа Рейна, возбужденно шепча, когда несколько ее отчаянных усилий освободиться от его рук не увенчались успехом..
— Мне нужно отвлечься, леди, или я взорвусь. Мгновенно подумав о его страстной натуре, она вскрикнула:
— Не сейчас!
— О! Сейчас именно самое подходящее для этого время, ибо вы хоть не будете с таким ужасом ожидать ночи. Или, возможно, вы думали, что я забыл, что пообещал вам ранее?
Обещал? С ужасом? Господи милостивый! Он же имеет в виду наказание, которое, как ему показалось еще утром, она давно заработала, и он вовсе не собирается заниматься с ней любовью. Рейна побледнела, однако через мгновение залилась ярким румянцем, только представив себе, что он Собирается с ней сделать. Насколько она могла догадываться о том, какое наказание он готовит для нее, это должна быть достаточно болезненная процедура, ибо Ранульфу необходимо было дать выход той буре, которую вызвал в нем визит отца. Однако если бы Рейна постаралась восстановить мир, то, возможно, Ранульф немного бы успокоился и был бы с ней помягче, просто бы отчитал ее как следует, и все.
Она не стала пытаться остановить его, но просто оглянулась назад и обратилась к лорду Хью с безмолвной просьбой последовать за ними. К счастью, он смотрел, как не спеша удаляется эта странная парочка. И еще прежде чем они успели дойти до лестницы, Рейна увидела, что и он поднялся из-за стола. Однако лорд Хью выглядел что-то уж очень неуверенным. Черт бы его побрал! Помнил ли он, что она сказала ему напоследок? А не он ли заверил ее, что не покинет замок, пока не выяснит все до конца с Ранульфом? Или, возможно, он надеялся, что у него появится еще более подходящий момент для того, чтобы остаться с сыном наедине?
А Рейну тем временем тащили все выше и выше по лестнице, и она совсем уж не надеялась, что ей удастся хоть немного отдалить момент наказания. В животе ее что-то сжалось — несомненно, это был страх, о котором так злорадно говорил Ранульф. Ей совсем не хотелось познать силу его ладони, что пообещал он ей в том случае, если она попытается провоцировать его, особенно потому, что с тех пор как прозвучало это предостережение, Рейна успела познать только ласку его рук. И все же она заслужила наказание. Она сделала все, чтобы вывести его из себя, и не только это — она заставила его встретиться против его воли с отцом. Но она ведь никогда не верила в то, что он действительно когда-нибудь выполнит свое обещание! Ранульф слишком часто угрожал ей этим, но далее слов дело не заходило.
