Тетя хотела сказать что-то, но передумала.
— Что, Сара? — спросила я, взяв ее за руку.
— Ребекка… говорила с тобой?
— Она рассказала мне сказку. Ту же самую, что и в детстве — про ведьму, принца и фею-крестную. Мама очень старалась, чтобы ее околдованная дочка не забывала о магии — но я все равно забыла, потому что хотела забыть.
— В то последнее лето, когда они уехали в Африку, Ребекка спросила меня, что производит на ребенка самое сильное впечатление. Сказки, ответила я, — сказки, которые вы ей читаете на ночь. В них есть все, что нужно: надежда, сила, любовь. — Эм смахивала хлынувшие из глаз слезы.
— Ты правильно говорила, — сказала я.
Сара, заключив мир со мной, тут же напала на принесшего дрова Мэтью.
— Больше не проси, чтобы я сидела спокойно, когда Диана зовет на помощь! И не смей больше ей угрожать, хотя бы и с самыми благими намерениями. Не послушаешься — пожалеешь, что возродился, понял, вампир?
— Хорошо, Сара, — пробормотал он точно как Изабо.
Обедали мы в семейной. Напряженное перемирие едва не перешло в открытый конфликт, когда тетя увидела, что на столе нет мяса.
— Ты ж дымишь, как паровоз, — стала увещевать Эм, когда она пожаловалась на отсутствие «нормальной» еды. — Твои артерии спасибо мне скажут.
— Ты не для меня это делаешь, а для него. Чтоб он Диану не покусал.
Мэтью незлобиво откупорил бутылку, взятую из «рейнджровера».
— Бокал вина, Сара?
— Импортное, что ли? — подозрительно спросила она.
— Французское. — Он налил немного в ее стакан для воды.
— Не люблю французов.
— Не верьте всему, что о нас пишут. Вы скоро увидите, какие мы славные.
Сара соизволила улыбнуться, а Табита вскочила на плечо Мэтью и просидела там до конца обеда, как попугай.
Мэтью пил вино и расспрашивал хозяек о доме, о его истории, о состоянии дел на ферме. Я уплетала чили с кукурузным хлебом и говорить не могла, только слушала.
Отправившись наконец спать, мы забрались в постель голые.
— Тепленькая, — заурчал Мэтью, прижимаясь ко мне.
— А ты так хорошо пахнешь. Он на столе лежал? — спросила я, услышав, как ключ повернулся в замке.
— Его прислал дом. — В груди у Мэтью зарокотал смех. — Он вылетел из-под пола рядом с кроватью, стукнулся о стенку над выключателем и съехал вниз. Когда я не подобрал его сразу, он пронесся по комнате и шлепнулся мне на колени.
Я тоже посмеялась. Пальцы Мэтью блуждали вокруг моей талии, стараясь не задевать оставленного Сату клейма.
— Теперь и у меня есть боевые шрамы, не у тебя одного.
Он без промаха нашел в темноте мои губы. Одна рука коснулась месяца на моей пояснице, другая легла на звезду между лопатками. Его боль и сожаление чувствовались во всем и без магии: в ласках, в словах, которые он шептал, в надежной твердости его мускулов. Мы медлили, не спеша утолить желание, продлевая радость своего воссоединения.
На пике моего наслаждения над нами вспыхнули звезды. Несколько штук еще долго догорали под потолком, пока мы лежали обнявшись и ждали, когда нас найдет утро.
ГЛАВА 34
На заре Мэтью тихо поцеловал меня в плечо и ушел вниз. Меня всю ломило от непривычного сочетания истомы и боли в мышцах. Спустя какое-то время я все-таки поднялась и пошла искать мужа, но нашла только Сару и Эм.
Они стояли у заднего окошка с чашками кофе в руках. Я торопилась поставить чайник: Мэтью мог подождать, а чай нет.
— На что это вы смотрите? — Может, редкая птица сидит на ветке, подумала я.
— На твоего красавца.
Я приросла к месту.
— Сколько уж времени стоит как вкопанный, хоть бы раз шелохнулся. Ворона на него чуть было не села, — докладывала Сара между глотками кофе.
Мэтью стоял, зарывшись ногами в землю, раскинув в стороны руки. В серой футболке и черных штанах для йоги он действительно походил на крепкое, хорошо одетое воронье пугало.
— Нормально ли это? — беспокоилась Эм. — Он ведь босой — замерз, вероятно.
— Вампир может сгореть, Эм, но уж никак не замерзнуть. Придет, когда сам захочет.
Заварив чай, я присоединилась к тетушкам у окна. На второй чашке он наконец опустил руки и согнулся в поясе. Сара и Эм поспешно отошли от окна.
— Он и так знает, что мы смотрим — вампир как-никак. — Натянув Сарины сапоги на шерстяные носки и старые леггинсы, я вышла наружу.
— Спасибо за терпение. — Мэтью обнял меня и звучно поцеловал.
Я чуть не обварила ему спину чаем из кружки.
— Медитация — единственный отдых, который тебе доступен. Я не стала бы ее прерывать. Давно ты здесь?
— Как рассвело. Надо было подумать.
— Это из-за дома. Столько голосов, так много всего происходит. — Я поежилась в своей фуфайке с выцветшей бордовой рысью на спине.
— Ты еще не совсем пришла в норму. — Мэтью потрогал темные круги у меня под глазами. — Йога и тебе бы не повредила.
Во сне я дергалась, вспоминала алхимические стихи, возражала Сату. Бабушка разволновалась и стояла у комода, пока Мэтью не помог мне уснуть покрепче.
— Мне запретили ее на неделю.
— Такая послушная племянница? — поднял бровь Мэтью.
— Не всегда, — засмеялась я, увлекая его за рукав к дому.
Он взял кружку из моих пальцев, вынул меня из сапог, поставил на землю.
— Глаза у тебя закрыты?
— Теперь да. — Я утвердила ноги в носках на холодной земле. Мысли резвились в голове, как котята.
— Не думай, — нетерпеливо скомандовал Мэтью. — Просто дыши.
Я постаралась выполнить обе команды. Мэтью, обойдя кругом, распростер мои руки, прижав большие пальцы к безымянному и мизинцу.
— Ну вот, теперь и я стала пугалом. Почему пальцы надо держать именно так?
— Это прана мудра. Она стимулирует жизненные силы и способствует исцелению.
Я стояла с обращенными к небу ладонями, чувствуя, как мое измученное тело наполняют тишина и покой. Минут через пять открылся мой третий глаз, и внутри возникло ощущение волн, тихо накатывающих на берег. С каждым моим вздохом на ладонях выступали капли холодной воды. Сознание при этом оставалось совершенно спокойным, ничуть не страшась возможного колдовского потопа.
Третий глаз настраивался на резкость. Я видела под полями синие жилки, по которым струилась вода. Яблони тянулись к ним своими корнями, водная паутинка поблескивала на шелестящих листьях. Вода у меня под ногами стремилась ко мне, пытаясь понять, каким образом я с нею связана.
