Я чувствовала вину перед Мартой за то, что нарушила слово и не заварила ее зелье еще вчера. Поставила чайник, открыла жестянку. Запах руты живо напомнил мне похитительницу Сату, и я сосредоточилась на других ароматах. Я скучала по Семи Башням, по саду, по Марте и Ракасе — даже по Изабо.
— Откуда ты это взяла, Диана? — спросила Сара.
— Мы с Мартой делали этот чай вместе.
— С экономкой его матери? Которая спину тебе лечила?
— Да. Марта — домоправительница Изабо, — произнесла я с легким нажимом. — У вампиров, как и у чародеев, есть имена — постарайся запомнить их.
— Я думала, ты за этим обращаешься к доктору, а не травки пьешь, — фыркнула Сара.
— Доктор Фаулер мог бы тебе помочь, — поддержала Эм. — Даже Сара не слишком верит в народные контрацептивные средства.
Я, умело скрывая свое замешательство, опустила в кружку мешочек с чаем.
— Обойдемся как-нибудь без доктора Фаулера.
— Вот и я говорю: зачем это надо, если ты спишь с вампиром? Главное, чтобы он к шее твоей не присасывался.
— Я знаю, Сара.
Знаю ли? Зачем Марта столько времени учила меня готовить совершенно ненужный чай? Мэтью ясно дал понять, что отцом, как это понимают теплокровные, быть не может. Я вылила недозаваренный чай в раковину, выкинула мешочек, а жестянку упрятала на верхнюю полку.
Под вечер, после всех разговоров о записке, письме и рисунке, мы ничуть не приблизились к разгадке тайны «Ашмола-782» и не поняли, как был связан с ней мой отец. Тетушки готовили обед — это значило, что Эм жарила курицу, а Сара пила бурбон и критиковала гарнир. Мэтью расхаживал по кухне в нехарактерном для себя беспокойстве.
— Пошли, — сказал он наконец, — тебе нужно подышать воздухом.
Воздух требовался скорее ему, но я не сопротивлялась. В чулане отыскались мои старые кроссовки — в них было удобнее, чем в Сариных сапогах.
Как только мы дошли до первых яблонь, Мэтью зажал меня между собой и корявым стволом. Из дома нас благодаря низко нависшим веткам не могли видеть.
Колдовской ветер не спешил подниматься, зато других эмоций было хоть отбавляй.
— Ну и народу же в этом доме, — успел сказать Мэтью до поцелуя.
Мы слишком редко оставались наедине с тех пор, как он вернулся из Оксфорда, — казалось, что это было очень давно, хотя на самом деле прошло всего несколько дней. Одна его рука забралась ко мне в джинсы, другая ласкала грудь. Я поеживалась от холодящего наслаждения, наши тела прижимались друг к другу во всю длину — до полной близости оставался всего один шаг.
Мэтью, похоже, намеревался консуммировать наш брак старым добрым способом — на природе, стоя, в полном затмении разума — но в следующий миг опамятовался и прохрипел:
— Нет, так нельзя. — Чернота полностью залила его радужку.
— Мне все равно. — Я снова притянула его к себе.
— А мне нет. — Воздух заколебался от вампирского вздоха. — Я хочу, чтобы мы в это время были совершенно одни. Хочу тебя надолго, не на пару ворованных мгновений.
— Я тоже хочу тебя, и терпение не моя сильная сторона.
Он погладил мое горло большим пальцем, прижал губы к пульсирующей артерии, повел пальцем вдоль вены, к уху.
— Мне ужасно нравится отыскивать твои чувствительные местечки. Вот тут, — он поцеловал меня за ухом, — и тут, — губы коснулись век, — и тут, — палец прошел под нижней губой.
— Мэтью, — с мольбой прошептала я.
— Что, mon coeur? — Кровь, приливающая к моей коже от нежных прикосновений, завораживала его.
Я прижимала его к себе все крепче вопреки холоду, густеющей темноте и грубой коре под больной спиной. Так продолжалось, пока Сара не закричала с крыльца:
— Что, не надышались еще?
Чувствуя себя школьницей, которую застукали с мальчиком, я одернула фуфайку и направилась к дому. Мэтью, посмеиваясь, шел следом.
— Вид у тебя довольный, — заметила Сара, когда мы вошли. Мэтью на свету был вампир дальше некуда, но беспокойство, к счастью, перестало мучить его.
— Оставь его в покое, — неожиданно вступилась Эм, вручая мне миску с салатом. — Мы сами немало времени провели под той яблонькой, пока Диана росла.
— Хм-м. — Сара взяла бокалы. — Вчерашнее винцо еще есть, Казанова?
— Я француз, а не итальянец, и к тому же вампир — вино у меня есть всегда. Маркус скоро еще привезет. Он, к сожалению, не француз и даже не итальянец, но воспитание получил правильное.
Все три ведьмы принялись уминать курицу с картошкой, которую приготовила Эм. Табита сидела около стула Мэтью, кокетливо задевая его хвостом, он подливал вино в наши с Сарой бокалы, Эм все время предлагала ему отведать того-другого.
— Спасибо, Эмили, я не хочу, — повторял он.
— Ты вообще хоть что-нибудь ешь? — Эм не привыкла, чтобы от ее стряпни кто-то отказывался.
— Орехи, — твердо сказала я. — Купи ему орехов.
— А… сырое мясо, к примеру?
Мэтью стиснул мне руку, не дав ответить.
— Если вы непременно хотите меня накормить, сырое мясо подойдет идеально. И бульон — чистый, без овощей.
— Твой сын тоже это ест? И коллега?
Я начинала понимать, почему мои вопросы о вампирском образе жизни так раздражали Мэтью.
— Все вампиры, находясь среди теплокровных, едят примерно одно и то же. — Он налил себе снова.
— На одном вине с орехами долго не проживешь, — вставила Сара. Эм, положив вилку, выразительно на нее посмотрела. — Чего ты?
— Попробуй только оконфузить нас при гостях, Сара Бишоп! Никогда тебе не прощу.
Мое сдавленное хихиканье перешло в откровенный хохот. Сара присоединилась первая, за ней Эм. Мэтью ограничивался вежливой улыбкой — что ж, мол, поделаешь, раз попал в сумасшедший дом. Когда мы отсмеялись, он спросил Сару:
— Можно я оборудую лабораторию в вашей буфетной? Анализ красок, которыми сделан рисунок, может подсказать нам кое-что о месте и времени его появления.
— Рисунок трогать нельзя, — заявил в ужасе сидящий во мне историк.
— С ним ничего не случится, — мягко сказал Мэтью. — Мне нужны только микроскопические частицы.
— Нет. Пока мы не поймем, с чем имеем дело, нельзя его трогать.
— Поздновато суетишься, Диана — ведь это ты вернула рукопись обратно в библиотеку. — Сара поднялась, вдохновившись новой идеей. — Может, в поваренной книге что-то найдется.
— Ну-ну, — пробормотала Эм. — Тебя приняли в семью, Мэтью.
Книга в кожаном переплете, принесенная Сарой, объемом не уступала семейной Библии. В ней содержались все знания, которые Бишопы передавали из поколения в поколение на протяжении почти четырехсот лет. В начале первого листа было затейливо выведено «Ребекка» и дата, 1617. Далее двумя колонками тянулись другие имена, каждое другими чернилами и со своей датой. На обороте продолжались те же Сюзанны, Элизабет, Маргарет, Ребекки и Сары. Тетя не показывала этот том никому, даже другим ведьмам, — видеть «поваренную книгу» могли только члены семьи.
