— От ведьм, боюсь, шуму больше, чем от вампиров.
— А счастье громче печали. В этом доме давно уже недостает счастья. Ну что ж… Мэтью уже сказал мне все, что хотел, — будем надеяться, что он хоть немного излил свой гнев. Смотри береги его. — Изабо не сомневалась, что я выполню ее просьбу — и в ее, и в моей семье женщины всегда защищали своих любимых.
— Хорошо. — Глядя на своего вампира, я нажала красную кнопку. Лунный свет, пробиваясь сквозь облака, серебрил поля, покрытые инеем. — Ты тоже подозревал, да? Потому и не хотел заниматься со мной любовью? — спросила я.
— Я ведь уже говорил. Любовь — это близость, а не просто удовлетворение физической потребности. — Мэтью раздражало, что он вынужден повторяться.
— Если ты не хочешь иметь от меня детей, я пойму, — сказала я не совсем чистосердечно, но твердо.
Он схватил меня за плечи.
— Господи, Диана! Как ты могла подумать, что я не хочу детей от тебя? Но это опасно — и для тебя, и для них.
— Беременность — всегда риск. Природе даже ты не можешь указывать.
— Мы понятия не имеем, какие они получатся. Может, пойдут в меня и захотят крови.
— Все младенцы — вампиры, Мэтью, все питаются материнской кровью.
— Это не одно и то же, сама понимаешь. От надежды на детей я давным-давно отказался, но тобой рисковать не готов. — Наши глаза встретились, ища подтверждения, что между нами все осталось по-прежнему.
«И потери ребенка я бы не вынес». Эти невысказанные слова я слышала столь же ясно, как крик совы наверху. Потерять Люка ему было больнее, чем Бланку или Элинор — эта боль никогда его не оставит. Вместе с Люком он потерял часть себя, и восстановить ее невозможно.
— Значит, ты уже все решил? — Я положила руки ему на грудь, дожидаясь следующего удара сердца.
— Я ни в чем не уверен. У нас не было времени все это обсудить.
— Ладно, буду принимать меры. Пить Мартин чай.
— Чаем ты не отделаешься. Современная медицина ушла далеко вперед от этого зелья, хотя человеческие контрацептивные средства вполне могут оказаться непригодными для ведьм и вампиров.
— Ничего, я и таблетки заодно буду пить.
— Ну, а ты? — Он взял меня за подбородок, чтобы я не отводила глаза. — Ты-то хочешь рожать детей от меня?
— Я как-то не представляла себя в роли матери…
По его лицу прошла тень.
— …но нашим с тобой детям, мне кажется, судьбой предназначено родиться на свет.
Мы стояли молча — он обнял меня за талию, я прислонилась к нему головой. Воздух тяжелел от выпавшей на долю Мэтью ответственности — за семью, за свое прошлое, за Рыцарей Лазаря, а теперь вот и за меня.
— Ты боишься, что не сможешь их уберечь, — внезапно поняла я.
— Я и тебя уберечь не смог. — Он провел пальцами по клейму на моей спине.
— Не будем пока ничего решать. У нас и без детей есть, о ком позаботиться. — Тяжесть частично переместилась на мои плечи. Я, всегда жившая для себя, избегавшая традиций и семейных обязанностей, тосковала по былой независимости и отнюдь не горела желанием брать на себя это новое бремя.
Мэтью посмотрел в сторону дома.
— Что было, когда я ушел?
— Чего только не было. Мириам поведала нам о Бертране и Джиллиан. Маркус сказал, что именно Джиллиан в паре с Ноксом проникла в мою квартиру, и возникло предположение, что мы с тобой развязали межрасовую войну.
— Dieu. Ну почему они не могут удержать язык за зубами? — Мэтью, заметно сожалея, что сам не сказал мне об этом, запустил пальцы в волосы. — Сначала я думал, что они это делают из-за рукописи, потом стал предполагать, что все дело в тебе. И будь я проклят, если что-то понимаю теперь. Мы оказались в самом центре какой-то темной вековой тайны.
— Помнишь, что говорила Мириам о других парах — таких же, как мы с тобой? — Я смотрела на луну так, словно ждала от нее ответа, но ответил мне Мэтью.
— Не думаю, что мы первые среди иных преступили этот запрет — и уж верно, не будем последними. Пойдем объясняться.
На пути к дому Мэтью заметил, что объяснения, как и лекарства, нужно чем-нибудь запивать. Мы вошли с черного хода, и муж, пока я собирала поднос, не сводил с меня глаз.
— Я что-то забыла?
В уголках его губ заиграла улыбка.
— Нет, ma lionne — я просто пытаюсь понять, за что судьба послала мне такую воительницу, как ты. Ты внушаешь страх, даже ставя на поднос чашки.
— Ничего я не внушаю. — Я затянула потуже свой конский хвост.
— Внушаешь, внушаешь — иначе Мириам не бесилась бы так.
В столовой вместо шума битвы слышались тихие разговоры. Дом открыл перед нами дверь.
— Мы решили подкрепить ваши силы, — сказала я, ставя поднос на стол.
Вампиры, ведьмы и призраки дружно посмотрели на нас. За спиной у бабушки шелестела целая стайка Бишопов, не привыкших видеть вампиров в доме.
— Виски, Сара? — предложил Мэтью.
Тетя ответила ему долгим взглядом.
— Мириам говорит, что ваша связь ведет прямиком к войне. Мой отец сражался на Второй мировой.
— Мой тоже. — О своем собственном участии в войне Мэтью ничего не сказал.
— Он говорил, что виски на ночь помогает не слишком ненавидеть себя за те приказы, которые ты выполнял днем.
— Полной гарантии нет, но да, помогает.
Сара приняла от него стакан.
— Мог бы ты убить своего сына, если бы он угрожал Диане?
— Не колеблясь, — кивнул Мэтью.
— Вот и он так сказал. — Сара кивнула на Маркуса. — Ему тоже дай выпить: легко ли знать, что твой отец способен убить тебя?
Мэтью налил Маркусу виски, Мириам — вина. Заплаканная, не похожая на себя Эм получила от меня кофе с молоком.
— Не знаю уж, как я с этим справлюсь, Диана, — прошептала она. — Маркус рассказал нам, что замышляли Джиллиан с Питером Ноксом, но как подумаешь о Барбаре Чемберлен, потерявшей дочь…
— Джиллиан Чемберлен была слишком честолюбива, Эмили, — сказал Мэтью. — Ей хотелось одного: заседать в Конгрегации.
— За это не убивают.
— Она свято верила в апартеид вампиров и чародеев — и Конгрегация, так и не добившаяся признаний от Стивена Проктора, поручила ей следить за Дианой. Она не успокоилась бы, не отдав Диану вместе с «Ашмолом-782» в руки девятерых.
— Из-за какой-то фотографии… — лепетала, вытирая глаза, Эм.
— Это была угроза. Я всего лишь дал понять, что не намерен стоять в стороне.
— Но Диану потом все равно похитили!
— Хватит тебе, Эм. — Я накрыла ее руку своей.
