Несмотря на довольно ранний час на улицах Марселя-нуво было людно. И людские массы выражали явное беспокойство. Это Джио понял после, в те минуты, когда шел по Авеню де Мер, он не замечал ничего, кроме яркого весеннего солнца, маячившего точно перед ним в проеме между домами.
Он шел в «Раковину русалки», чтобы узнать, о чем вчера говорили люди. Послушать лично не удалось – появились дела. Вечером в заведении Лучано собиралось много народу, причем, как правило, людей не самых бедных. Джио нужна была информация. Ну и завтрак тоже, само собой.
В третьем доме от моря на Ру Орор ни завтрака, ни информации предложить ему не смогли. «Раковины русалки» больше не существовало. Только дом, черный от копоти, окруженный грязными лужами – пожарным удалось справиться с огнем – и кучкой головешек, бывших еще вчера верандой, выстроенной руками талантливого кулинара Лучано Минелли.
Несколько человек, облаченных в помятую серую форму, лениво копались на пепелище. Местные безы, Служба безопасности Анклава Марселя-нуво.
Безы смотрелись жалко: они явно не знали, что нужно делать. Да и безами они никакими не были – обычные уголовники, работающие под крылом крышующего весь этот муравейник Франсуа Мажида. Хотя, по большому счету, от настоящих безов, из настоящей СБА, эти отличались разве что уровнем образованности. Естественно, в худшую сторону.
– Что здесь случилось? – спросил Джио у беза, с интересом высматривающего что-то среди еще дымящих углей, и заставил себя добавить: – Офицер.
«Офицер» – во всяком случае, погоны на нём были капитанские – поднял на Джио ленивый взгляд. Глаза пробежались по одежде Джио и, видимо, не найдя в ней ничего для себя интересного, вернулись к лицу.
– Пожар, – объяснил очевидное без и с отвращением сплюнул в мокрую остывающую золу под ногами.
– Никто не пострадал?
– Нет, – почти не открывая рта, промычал офицер.
Джио уже приготовился к худшему, и после слов беза на душе сделалось немного спокойней. Хотя восстановить ресторан Лучано вряд ли удастся.
Но капитан уничтожил надежду выстрелом в упор:
– Только хозяин с семьей. Что-то они, видно, не поделили с соседями. – Он пожал плечами. – Хотя господину директору этот… – Мимолетный едва уловимый прищур: офицер прочитал файл из базы данных, загруженной в «балалайку». – Минелли выплаты сдавал исправно. Все внесено в срок.
– Их убили?
Без отшвырнул остроносым ботинком головешку и медленно побрел к дому. Там уже возилось двое его коллег. Джио пошел следом. Сзади подъехал еще один мобиль Мажида с надписью «СБА» на борту и гербом Анклава Марсель, перечеркнутым словом «нуво», а вывалившие из него безы резво окружали пострадавшее здание ярко-желтой лентой с надписью, призывающей «ни пересекать».
– Скорее всего. Трупы в доме лежат, а там почти ничего не сгорело. Пожарные быстро приехали. Вряд ли они угорели. Наверное, их убили, а потом подожгли ресторан. Ну, знаете, чтобы следы замести.
– Угу, – промычал Джио.
Он знал. Как знали подобное все. Он уже не слушал банальности, выдаваемые безом за верх профессиональных знаний, потому что увидел все сам.
Нет, он не видел ни тела Лучано, пытавшегося защитить свою семью, ни Анжелики – изнасилованной, растерзанной, зарезанной – или что еще они могли с ней сделать? Нет. Он видел только измазанную копотью и чем-то густым и темным руку, которая торчала из проема двери. Остальных частей тела видно не было, труп лежал внутри дома, и только кисть руки с красивыми тонкими пальцами, словно сломанная ветка, свешивалась с крыльца. Рука Беаты.
Джио остановился, будто его парализовало. Ноги отказывались идти, тело не подчинялось. Беатриче, девочка… Только вчера он видел ее, умилялся девичьими проделками, любовался попкой, обтянутой короткой юбкой… Это было всего лишь вчера! За что? В чем она-то виновата?!
Недалеко от входа, среди углей что-то блеснуло, отразив в глаза Джио красно-оранжевый свет утреннего солнца. Это был медальон. Вчера он видел эту безделушку на груди Беаты. Джио наклонился и взял медальон в руку.
– Выйдите, пожалуйста, оттуда!
Джио понял, что просьба, которую чей-то голос повторяет уже не в первый раз, относится к нему. Только что приехавшие безы, опутавшие место происшествия желтой лентой, выгоняли с пепелища зевак. И его в том числе. Но ведь он не просто пришел поглазеть, он…
А что он? Родственник, свидетель?
Джио быстро засунул медальон Беаты в карман, стараясь, чтобы движение не заметили безы – иначе придется вернуть, всё, что лежит на месте преступления, является вещдоками, – и поспешил покинуть огороженную площадку.
Подоспевшее подкрепление смотрелось бодрее той тройки, что сновала здесь с самого начала. Видимо, Мажид постепенно подбирал относительно квалифицированные кадры, и олухи, подобные разговаривавшему с Джио офицеру, работали только на должностях патрульных.
Кому мог насолить Лучано? Мягкий, даже добрый человек? Он никому не сделал ничего плохого, с конкурентами и то старался все вопросы решать мирным путем, договариваться. Не договорился?
Здесь же кроется совсем другая причина. Согласись, ты же понимаешь, о чем речь.
Меньше суток назад Джио искал отсюда данные по той безделушке, что и сейчас лежала в кармане. Что он хотел найти и для чего вообще искал упоминания этого странного слова в Сети?
Кто-то внутри, кто-то посторонний, зудел, подсказывая правильный, на его взгляд, ответ. Нет ничего в этом ответе правильного, отрезал сам для себя Джио. Ничего он не знал, ничего такого не предвидел.
Ты же вспоминал о Вилли.
Мертвая, измазанная засохшей кровью, рука Беаты стояла перед глазами. Наваждение не желало исчезать, да и не было оно наваждением: достаточно сделать десяток шагов, поднырнув под ядовито-желтую ленту, и наваждение станет реальностью…
– Мама, а что ты делаешь? – тоненький детский голосок начинал срываться на плач.
Вильгельмина не получала ответа уже в четвертый раз. Её мать была увлечена работой: она смотрит на свое творение и не может оторваться.
– Вилли, не трогай маму, она занята. – Он пытается увести дочь, но девочка начинает хныкать. Теперь поток слез не остановить.
– Оставь ее, – говорит Джоконда.
В голосе на самом деле укоризна, или ему только кажется? Ему теперь вообще слишком часто что-нибудь кажется. Потому что скоро всё должно закончиться, а он не знает, как тому помешать.
– Вилли, иди ко мне.
Он присаживается, чтобы стать с дочерью одного роста, и протягивает к ней руки. Но Вилли надувает губки и мотает головой из сторону в сторону. Она не хочет идти к отцу.
И ты знаешь, что она поступает правильно.
Он улыбается и гонится за ней на четвереньках. Вильгельмина хохочет, убегая, и тут же забывает недавнюю обиду.
