Бармен назвал сумму. Дорого до неприличия, но не настолько, как в фешенебельных ресторанах. Хотя, откуда Лёшке знать, какие цены в фешенебельных.
После первой «берлоги» и полулитра воды немного полегчало. Но до конца не отпустило. И тогда Лёшка решился – набрав полную грудь воздуха, поднял стакан с водкой и большими быстрыми глотками опустошил его. Стакан! Водки!
Он ожидал, что после такого подвига все взгляды в заведении будут устремлены на него. Чуть ли не аплодисментов и звуков фанфар ждал. Но на него никто не смотрел, вообще в баре ничего не изменилось. Всем было глубоко наплевать, что и в каком количестве пил Лёшка. Тем более, судя по стоящим перед бородатыми мужиками кружкам, размах в двести пятьдесят водки здесь мало кого мог удивить.
Стало стыдно.
В горле пекло, а перед глазами медленно начинало плыть. Не так, чтобы очень сильно, но предметы сделались мягче и вроде бы подвижней. Лёшка чувствовал, как тело медленно расслабляется, а головная боль, всё еще сверлящая темя, уходит куда-то на задний план.
Вторую «берлогу» он доел с трудом, хотя сначала казалось, что мог бы съесть и настоящего медведя.
Лёшка ковырял вилкой остатки еды в тарелке и разглядывал посетителей бара. Странный, надо сказать, бар. Непонятное шествие, закончившееся избиением лысого мужика (вероятно, не только его одного), проходило совсем рядом, в нескольких кварталах отсюда. А здесь лысые… да что там лысые: совершенно явные ломщики или тритоны – кто их разберет – сидели как ни в чем не бывало. Они не боялись? Какая-то извращенная, безумная смелость? Или они уверены, что здесь им ничего не грозит?
Странное место, очень странное. Вон, девушка за столиком сидит, под мутным, почти не пропускающим свет оконцем. Симпатичная. Постарше, наверное, Лёшки. Он это не по морщинам или чему-то вроде того понял, нет. По выражению лица, по глазам. Было в её глазах что-то такое… что-то взрослое. Взгляд цепкий, целеустремленный. Прическа выдает её с потрохами – голова девушки брита наголо за исключением висков. Два пучка волос – справа и слева – заплетены в тугие тонкие косички, которые на затылке стянуты в куцего вида хвост. Всё темя и лоб девушки украшали замысловатые разноцветные татуировки с четким геометрическим орнаментом. Но дело не только в прическе: она, абсолютно никого не стесняясь, что-то быстро набирала на клавиатуре стоящего на столике перед ней «раллера».
– Эй! – позвал Лёшка бармена. Водка явно брала свое, движения Лёшки сделались размашистыми, а смелости добавилось.
Бармен подошел к Лёшке, который не стал садиться за столик, а остался возле пустующей барной стойки. Он молчал, лишь вопросительно вздернул бровями.
– А чего у вас тут – спокойно?
Бармен пожал плечами и усмехнулся. Он понимал, что парень изрядно пьян.
– По-разному бывает.
– Я про вот эти. – Лёшка махнул рукой в неопределенном направлении, имея в виду улицу. – Про беспорядки спрашиваю? К вам не заходили?
– Нет. С чего бы? – Бармен выглядел удивленным. – Мы же их не приглашали.
Лёшка покивал, обдумывая услышанное. Мысли клеились одна к другой плохо. Что-то не так было в ответе бармена, но поплывшее Лёшкино сознание уже не могло уловить сути. Ну и черт с ним.
– Водки еще дай, – попросил Лёшка.
Бармен покачал головой.
– Я заплачу, – заверил его Лёшка.
– Нет. Тебе хватит уже. – Он вытащил откуда-то из-под стойки высокий стакан и начал его протирать вдруг оказавшимся в руках полотенцем. Механические, закрепленные на уровне рефлексов движения. Он сразу превратился в классического киношного бармена. Только на стакан он не смотрел, его взгляд уходил куда-то за Лёшкину спину. – Домой не дойдешь.
Лёшка повернулся туда, куда смотрел бармен, и встретился глазами с татуированной девушкой. Девица тут же отвела взгляд и снова уткнулась в экран.
– Тебе ведь нужно домой?
Лёшка покорно кивал. Конечно, ему нужно домой. Ему хоть куда-нибудь нужно, чтобы прилечь и поспать.
Голова больше не болела. Потому что он её не чувствовал. Он вообще больше ничего не чувствовал, только жуткое желание уснуть.
Как вышел из бара «Три медведя», Лёшка не помнил. На самом деле, проснувшись следующим утром, он вообще не был уверен, что бар и все, что там происходило, было на самом деле. Только существование девушки со странной прической и татуировками не вызывало сомнения.
23
Окружающий мир проявился внезапно, будто кто-то включил телевизор, по которому показывали реальность. Обычную, можно даже сказать – обыденную, реальность.
Микмак не помнил, какие события пропустил. Так же не получалось вспомнить, сколько прошло времени с тех пор, как он отключился. «Балалайки» не было, глазной наноэкран отказывался воспроизводить что-либо, кроме значка с перечеркнутым треугольником чипа. Может, полетел наноэкран? Микмак не испытывал уверенности, но вроде бы «балалайки» у него нет уже не первый день.
Он сидел в комнате, обставленной довольно богато. Прямо перед Микмаком стоял почти белый с легким кремовым оттенком диван с кожаной обивкой и резными гнутыми ножками, по всей вероятности, из натурального дерева. Вокруг дивана в двух огромных горшках, каждый из которых своим витиеватым орнаментом сошел бы за настоящее произведение искусства, торчали ухоженные пальмы. Высокие пальмы, высота потолков в этом помещении позволяла. На чем сидел он сам, Микмак не понял – повернуть голову не получилось, шея ныла и отзывалась острой, похожей на электрический разряд болью.
А вот на кожаном диване сидел, вальяжно закинув ногу на ногу и терзая зубами дымящую сигару, немного полноватый мужчина лет пятидесяти с длинными волосами с проседью, забранными в тугой хвост на затылке. Микмак потянул носом воздух, ощутив табачный дым, и внезапно всё вспомнил. Всю историю, начавшуюся с вонючей сигары Старика Ромеро, дым которой душил его в офисе их фирмы в Марселе-нуво.
Мужчина с сигарой чему-то улыбался. Улыбка на его губах выглядела неестественной и какой-то елейной. Хотя Микмак не очень понимал значение этого слова, но иначе, чем елейной, назвать мерзенькую ухмылку было нельзя.
С большим трудом и не без сомнения Микмак узнал в елейном того странного типа – запакованного в джинсу, дерганного и с перепутанными лохмами на голове, которого в офисе он сперва принял за ломщика.
– Вы кто? – промямлил Микмак.
Никакой уверенности, что его поняли. Сказать по правде, он сейчас и сам себя не понял бы. Губы распухли, во рту пересохло, перед глазами всё плыло.
Его били. Долго и с чувством. Наверное, хотели что-то узнать. Но вопросов Микмак не вспомнил.
Вчера – или вечность назад – с некоторых пор время утратило свое значение, ему обещали, что дадут сутки, чтобы прийти в себя. Если так можно назвать неопределенной продолжительности время, которое Микмак провел в чреве какого-то транспорта (он даже не мог определить, что это было: мобиль, вертолет, страт или салон «суперсобаки»), – пребывая в состоянии тупой отрешенности, то они выполнили обещание. Ему сделали какую-то инъекцию. Это Микмак смутно, но помнил. А после реальность провалилась в замершее в одно мгновение королевство с приглушенными звуками, будто ватой набитое.
