– Хорошо, – сказала Зарема и бросила короткий взгляд куда-то назад, через правое плечо. – Нужно продолжать. Мы должны закончить.
Как тебе это её «мы»?
Медленно, словно в рапиде, Лёшкин подбородок пополз вниз.
Ему безумно не хотелось снова лезть туда, к минотавру.
Ему безумно хотелось оказаться там, внутри.
А она почти научилась улыбаться.
Лёшка посмотрел туда, куда только что бросила мимолетный взгляд Зарема. Как будто что-то привиделось, но, посмотрев пристальней, она ничего не обнаружила. Но ведь Лёшка-то видит её. И продолжает видеть – темноволосая девчонка лет четырнадцати-пятнадцати с раскосыми глазами и странно перекошенным ртом, внутри которого отчетливо виднелись два ряда тонких и острых, словно шипы, зубов. Она смотрит на Лёшку, прямо в глаза. Распознать странную гримасу сложно, но Лёшка не сомневается – она именно улыбается. Или, вернее, пытается это сделать.
Эта странная девчонка тоже хотела, чтобы Лёшка открыл клетку с минотавром. Чтобы выпустил зверя из заточения. Они тут все надеялись на него одного.
– Я не смогу так, – слова вибрируют в воздухе, Лёшка не ощущает, как произносит их, они – словно материализованные мысли. – Мне не хватает сил, я не сумею сломать эту клетку. Нужно… «топливо». Больше.
Лицо Заремы – выражение на нём всё столь же решительное, взгляд остр, как только что распакованная бритва – снова появляется в поле зрения. Она кивает и смотрит куда-то в сторону. Похоже, она что-то там делает руками. Там, куда смотрит. На её лицо внезапно падает луч солнца, высветив профиль. Что это? На её веках и щеках сверкают капельки слёз?
Короткая боль в локте – Зарема ввела в вену последнюю дозу «синдина». Какое точное слово – последняя доза. В мире «синдин» не закончился, это только для него она последняя.
Сполох огней из окна бросился в глаза, засыпав реальность мириадами горящих углей. Лёшка больше ничего не видел и не чувствовал. Ничего, кроме Сети.
Пальцы легли на клавиатуру, но они не ощущают теплого пластика. Глаза смотрят на биоорганическую матрицу экрана, но ничего не видят. Ноль и единица, свет и тьма, пустота и её отсутствие – больше в мире нет ничего. Нет и никогда не было. Это мир Цифры. Это единственно правильный мир.
Они не догадываются – этот мир вообще единственный из возможных.
В клетке нет дверцы, отмычки не помогут – нечего отпирать. Всё очень просто: нужно сломать решетку. Перепилить, перегрызть. Подойдет любой вариант. Но минотавра нужно выпустить.
Или войти внутрь самому?
Внутри или снаружи – не имеет значения. Только ноль и единица.
Чтобы создать вход внутрь… Да, именно создать! Путь разрушения приводит в тупик, он не несет ничего нового. Чтобы проникнуть в клетку, нужно сотворить дверь. А потом открыть её.
Лёшка поднял руку и…
Нет здесь никаких рук, только сила мысли, лишь чистый разум, который позволит людям достигнуть уровня Бога. Бог всемогущ? Разумеется. Но колдовство тут ни при чем – законы физики не перехитришь. Единственный вариант стать всемогущим – научиться изменять сами законы. Это просто, нужно лишь поменять местами нули с единицами. Вот сюда – ноль, а здесь пускай единица остается на своем месте. Мир – это Цифра.
Лёшка делает шаг, еще один. Что-то странное происходит вокруг, стены страшного лабиринта искажаются, сминаются, норовя раздавить своих обитателей. Вековые скалы рушатся, открывая расширяющийся с каждым толчком проход. Это путь, но куда он ведет?
Он обязательно узнает, позже. А сейчас необходимо выпустить минотавра.
Лёшка поднял глаза и шагнул вперед. Мощные прутья решетки оставались на своем месте, но они больше не мешали, Лёшка легко прошел сквозь них.
Внутри, рядом с мечущимся зверем, которого Лёшке до сих пор так и не удалось рассмотреть, стояла та самая девчушка с острыми, как шипы, зубами.
У неё зубы похожи на лапки процессора, а не на шипы.
– Как твое имя? – спросил девчонка.
Её губы не двигались, но Лёшка знал: вопрос задала она. В мире Цифры нет необходимости говорить словами, Цифра передает смысл, не искажая его помехами среды.
Лёшка открыл было рот, чтобы ответить, но так ничего и не произнес. Он не знал, что сказать, у него не было кода, способного завершить заданный девчонкой алгоритм.
Минотавр на мгновение перестал метаться и замер между ними.
37
Полицейский выглядел очень аккуратно – мундир застегнут на все пуговицы, ровно подстриженные усы, гладко выбритый подбородок. Только глаза выдавали, усталые и абсолютно безразличные к происходящему вокруг.
Полиция прибыла на место аварии быстро, минут через пятнадцать. Точно – работа Ромеро. Просто так они бы и за час не управились.
Удар дубинкой в затылок, вызвавший временное помрачение рассудка, Микмак принял как данность – в последние несколько дней такое обращение с ним вошло для него в привычку. Окончательно он пришел в себя уже в участке, сидя перед образцовым полицейским с запястьями, скованными наручниками – обычными металлическими.
Для начала они тщательно просканировали «гнездо», оставшееся пустым, и «таблетку» на правом предплечье. Видимо, данные удовлетворили блюстителей правопорядка – образцовый полицейский довольно кивнул, не обратив, впрочем, в сторону задержанного взора.
Микмака попросили подробно рассказать о случившемся. Он старательно выкладывал факты (опустив, разумеется, подробности о подводном «бютене»), но его никто не слушал. Образцовый полицейский согласно кивал, редко попадая в такт словам Микмака. Он что-то неспешно набирал на клавиатуре стоящего перед ним компьютера. На Микмака он даже не смотрел.
– Подпишите здесь, – полицейский протянул Микмаку планшет и электронное перо.
«Протокол допроса». Ни слова в нём не написано из того, что сказал Микмак. Какие-то отрывочные, ничего не значащие сведения о ДТП на аварийном участке трассы, закрытом, как выяснилось. Микмак потянулся к стилусу, но мешали наручники. Он поднял руки и вопросительно вздернул брови. Образцовый полицейский лениво взмахнул указательным пальцем, и с диванчика, стоящего тут же в кабинете, сбоку, нехотя поднялся более помятый индивид с погонами и освободил задержанного от пут.
– Что от меня требуется? – поинтересовался Микмак, поставив подпись.
– Ничего, – полицейский сбросил подписанный протокол в Сеть и впервые поднял глаза на задержанного. – Вы свободны.
Микмак не удержался от улыбки – столько тоски было в глазах этого образцового стража порядка. У него сорвалась рыбка – позвонили откуда-то сверху и велели отпустить. Работа Старика, у него связи, надо думать, куда обширней, чем Микмак предполагал в Марселе-нуво, а и в Анклаве о связях шефа он был самого высокого мнения.
