Он пришел за ним.
Он… видит его…
– Папа!.. – заорал он что было сил. – Папа!..
Слюна вылетела изо рта, заставив коротко закашляться.
Отец, шевельнувшись, поднял голову. До Саши донесся звук тяжелой подошвы, ступившей на деревянный пол совсем рядом.
– Папа!.. – Схватив отца за воротник спортивной куртки и за ухо, он стал дергаться всем телом от стены к краю матов. – Папа!..
Отец вскочил и схватил его за плечи.
– Ты?! Где… Как я… – слышал он его бессмысленное бормотанье.
– Папа, там!.. – И Саша Зубов, схватив голову отца, развернул ее в центр зала.
И в этот момент небо над школой разрезала жирная, ослепительная молния.
Окна вспыхнули. Словно снаружи кто-то включил яркий свет, и он увидел стоящего в нескольких шагах от матов человека в блестящем как зеркало плаще…
– Что за черт?! – проревел отец, вскакивая на ноги.
Зал оглушил топот ног бегущего к двери человека.
Отец бросился за ним.
Молния снова расчертила небо на вены и капилляры, и в ту же секунду он увидел, как убегающий от отца человек грудью врезается в волейбольную сетку. Мрак после яркой вспышки снова лишил Сашу зрения, но грохот посреди спортзала объяснил происходящее без подсказок. Сетка сбила человека с ног, перевернув вверх ногами, и до Саши донесся омерзительный звук встретившейся с полом головы. От головы отлетело что-то, верно, потому, что отец, настигая беглеца, наступил на это что-то, и оно хрустнуло.
Дверь распахнулась. Неизвестный оказался проворнее. Он выбежал в дверной проем, захлопнув дверь перед самым носом отца, и исчез. Отец уже через секунду снова открыл дверь, но вместо того чтобы броситься в погоню, которая, он уверен, увенчалась бы успехом, развернулся и метнулся к сыну.
– Сынок… сынок… Как ты здесь оказался? – говорил он и нервно гладил Сашу по голове. Он совершенно не контролировал силу и причинял ему боль. Но Саша терпел, понимая, что так нужно. – Кто тебя привел?
– Я сам пришел, пап.
Он обмяк и сел рядом. Вздрогнул и зарыдал. После смерти мамы Саша не раз слышал, как из спальни ночью раздается несколько судорожных всхлипов. Но потом все смолкало, потому что отец накрывал лицо подушкой. Каждый раз он не успевал на несколько секунд, и тогда Саша, уничтоженный этими всхлипами, тихо плакал, зарывшись в одеяло. Но сейчас он рыданий не скрывал.
Словно опомнившись, поняв, что пугает, отец скинул с плеч куртку и накинул ее воротником на голову сына. Закутал как маленького и взял на руки.
– Это никогда… ты слышишь, сынок? Никогда больше не повторится… Прости… – говорил он ему, неся домой по улице, и он облегченно вдыхал носом аромат покрытых водой яблонь. – Никогда…
Он прижимался к нему и шевелил пальцами в его волосах, ощущая в этом непреоборимую потребность. Они снова были вместе, они любили друг друга. А большего ему было не нужно…
Зубов пришел в себя и дико посмотрел на Ермоловича и Жулина, склонившегося над ним. Прапорщик держал генерала за плечи, а Ермолович что-то вводил Зубову в вену.
– Какого черта здесь происходит?.. – прошептал Зубов.
– С вами случился приступ.
– Какой приступ?
– Не знаю. Вам лучше знать какой. Что вы видели?
– Я видел себя и отца при… определенных обстоятельствах. Я бы сказал… при странных обстоятельствах.
– Ничего страшного, – успокоил его Ермолович. – В момент болезни память возвращает нас в прошлое, и мы видим то, что происходило с нами много лет назад.
Бывший комбриг прислушался к выстрелам, звучавшим в поселке:
– Ни хрена меня память не возвратила. Потому что отца своего ни разу не видел и ни разу о нем не слышал. Я даже не знаю, как его зовут. Отчество Львович мне дали в детском доме за широкую кость и силу. Где Стольников?
Жулин и Ермолович переглянулись.
– Генерал, – тихо заговорил санинструктор. – Вы не принимали никаких препаратов в ближайшее время?
– Нет, сынок, не принимал. Но вместе с жителями Южного Стана и офицерами, несущими здесь службу, я прошел вакцинацию.
Жулин побелел:
– Вы шутите?
– Я шучу?
Прапорщик внимательно посмотрел на Зубова:
– Вы хотите сказать…
– Хочу сказать, что я – потерянный.
Глава 14
Рация, принадлежавшая капитану, висела на поясе Стольникова. Рация была и у Зубова. Но группа не могла связаться с командиром. Кто бывал в разведке, тот никогда не работает на передачу в тот момент, когда адресат выполняет задание. Любой писк или радиотреск может стать причиной гибели разведгруппы или того, кто имеет радиостанцию. Поэтому – только на прием. Однако время шло, а Стольников на связь не выходил.
– Может, у него аккумулятор накрылся? – предположил Мамаев, бывший связист группы.
– Вряд ли у капитана была рация с севшими батареями, – бросил Жулин. Рана на его ноге перестала его беспокоить. Жжение было, но это уже не боль.
И в этот момент торчавшая из кармана генерала «Моторола» пискнула, и все услышали голос майора:
– Сто тридцатый, Третьему!..
Бойцы переглянулись, и кто-то даже улыбнулся. «Сто тридцатым» в бригаде одиннадцать лет назад был генерал-майор Зубов. А «Третьим» – командир разведвзвода капитан Стольников.
– Слушаю, Третий, – проговорил Зубов, который к этому времени уже отошел от приступа.
– Где вы?
– На Севере.
Это означало, что группа удержалась на южной окраине поселка Южный Стан.
– Я иду к вам.
– Товарищ генерал, разрешите мне? – вмешался тактично Жулин.
Зубов протянул рацию прапорщику и устало откинулся на спину. Снова закрыл глаза, и к нему придвинулся Ермолович…
– Саша, это я…
– Почему ты? Где Сто тридцатый?
– Слушай меня внимательно. Сто тридцатый инфицирован.
– Что-то проявилось?..
– Ты был в курсе насчет вакцинации Сто тридцатого?
– Да. Что у вас происходит?
Прапорщик поднял автомат и несколькими прыжками, насколько позволяла раненая нога, спустился в ложбину подальше от ненужных свидетелей, вернее – свидетеля – разговора.
– У него срывает крышу. Уже было несколько приступов. Глаза краснеют, в них ни капли разума. Я не знаю, как быстро происходит полная мутация, но если это первые признаки, то ждать последних осталось недолго, мне кажется… Нужно что-то делать.
Стольников остановился у забора и присел, осмотревшись:
