– Батюшка лесной!
Не то чтобы Мечеслав не приметил статную, хоть и невеликого роста, молодку в рогатой кике, но просто думал, что она идёт мимо по своим делам. А что поглядывает на него, как ей кажется, украдкой – так тут все на него глазели. А вот того, что селянка повернётся к нему и заговорит – не ждал. И уж тем паче обращения «батюшка» от женщины, мало в матери ему не годящейся.
Голубоглазая молодуха с круглым скуластым лицом тем временем подошла ещё ближе, опустив глаза и улыбаясь.
– Подарок вот тебе, батюшка лесной, принесла. – И с этими словами селянка в кике решительно водрузила на колени ошеломлённого «батюшки» лукошко с чем-то, завёрнутым в неизменное полотенце. Пахло… сыром вроде бы пахло.
– Сырку там, яичек, – подтвердила мысли Мечеслава дарительница. – Батюшка лесной, хочу тебя о правом суде просить!
Очень непросто было сейчас не вытаращиться на незнакомую селянку. О суде… ну да, хоть лесные и были вроде как добровольными изгоями, пятнадцать лет назад отказавшись принять решение веча, но многие селяне видели в них не только защиту от произвола хазарских наёмников и забывшихся мытарей, но и – по-прежнему – власть и суд. Хотя свои дела по большей части улаживали своим же порядком, не вынося сор из избы – однако значило это только то, что на долю лесных доставались самые непростые и запутанные споры и неурядицы, разобраться в которых сами селяне уже вовсе отчаялись.
Но отец сказал – теперь это его село…
– Говори, – сказал он. Вышло несколько хмуровато.
Но селянку такой ответ не смутил – она бойко отвесила поясной поклон, а потом вдруг как-то по-лисьи подсунулась к Мечеславу вплотную.
– Батюшка лесной… ты ведь в дом к кузнецу нашему, к Зычко, ходишь… вели ему на мне жениться!
Мечеслав рта не распахнул, но всё же глянул на просительницу дико – и только тут увидал на лбу кички, на очелье вдовий узор. Из-под очелья жадно и хитровато глядели круглые голубые глаза.
– Сам суди, батюшка лесной – сколько ж человеку вдоветь можно? Мужик крепкий, дочь на выданье, возьмут замуж – кому тогда дом вести? А уж ему всего лучше не девка сопливая подойдёт, а такая, чтоб уж всё по женской-то части знала! И по хозяйству чтоб, и всё… – Селянка прикрыла на мгновение пушистые ресницы и показала из полных губ краешек белых зубов. – И мне, опять же, куда деваться – вдовею второй год, двое сынков да малая без отца растут? Так ведь по справедливости и выйдет мне за него – ты уж вели ему, батюшка лесной!
Мечеслав опустил глаза и крепко прикусил губу, давя в груди порыв исступлённо захохотать в лицо вдовице. Смех бы вышел только… нехороший. Уж не говоря, что себя перед селянами ронять – последнее дело. И всё ж таки – ну как тут не смеяться? Он со своей женитьбой не может разобраться, а от него требуют другого женить – да не просто другого, а мужика вдвое старше, будь равного роду, сказал бы – в отцы годится!
– Приневолить я кузнеца… эээ… добрая женщина…
– Ой, и чего ж это я-то? Меня Лисой зовут, батюшка лесной, Лисой, а кличут Лунихою, покойник-то мой Лунём звался, бортником был, лёгкого ему дыма…
Мечеслав на отцовский лад поднял ладонь – и Лиса-Луниха послушно осеклась, преданно глядя сыну вождя в лицо голубыми глазами.
– Неволить я Зычко, Луниха, не стану, – твёрдо сказал Мечеслав. – Он человек вольный, захочет на тебе жениться – женится. А сказать ему про тебя – скажу, если хочешь.
– Ой, скажи, батюшка лесной, скажи, уж не оставь вдовицу! – Поникшая было Луниха снова заулыбалась и оживлённо закивала кикой. – Ну, я тогда уж пойду, а то как бы малые без меня чего не напроказили…
И сорвалась с места, ометая поневой лопухи вдоль тропки.
Мечеслав глядел бойкой вдовушке вслед с усмешкой. Всё же не только он выслушивал чужие «нет» в этот день. Довелось и самому отказать – ледащенькое, а утешение.
– Чего ей надо было? – неласково спросила подошедшая Бажера.
– Не поверишь, – хмыкнул Мечеслав. – Чтоб я бате твоему велел на ней жениться…
– Вот ведь… – Бажера явно не без труда сдержала совсем уж недобрые слова про односельчанку. – Хотя… ох… может, и права она… глядишь, ещё братиков или сестрёнок нам с Живко нарожает… да и дом батин без меня кому вести?
– Бажера…
– Да, Мечеславушко?
– А люди зачем женятся?
В голосе девушки явственно прозвучало удивление:
– Ну как… род продолжать надо? Надо. Чтоб детки были. Дом вести, опять же, – в одиночку ох как трудно, я-то знаю, как матушка померла, дом всё на мне был, Живко больше бате помогал, да и мал ведь…
– А ещё?
Бажера честно задумалась.
– Нууу… с людьми вот чтоб вместе быть. Мы с батей пришлые, а вот выйду я за Дарёна… – Не поворачиваясь, Мечеслав понял, что подруга скривила губу, будто клопа лесного в малине разжевала. – Ну, батя… может… эту… Луниху за себя возьмёт. Вот уж и не чужаки вроде как. И им тоже не в убыль, с кузнецом-то породниться…
– Понятно, – проговорил Мечеслав. И почувствовал, как тонкие пальцы Бажеры легли ему поверх руки.
– Мечеславушка… – жарко прошептала подруга. – А батя-то в кузне до вечера, и Живко на углях… а дома и нет никого. Пойдём на полати, а, любый?
Мечеслав повернулся к ней. Бажера улыбалась светло и счастливо, и глаза у неё были ясные, будто капли росы на рассвете, и зарёю алели скулы. И от этой улыбки, от этого взгляда вся хмарь на душе у сына вождя развеивалась – словно туман поутру.
Бажера.
Желанная.
Углы губ Мечеслава невольно поднялись, отвечая на улыбку Бажеры.
– Пойдём…
Глава XII
Свадьба
Живко пришёл осенью – когда лес стоял мокрый и красный, а сквозь желто-рыжие листья то там, то здесь проглядывали уже голые ветви. В городце стучали песты, круша в ступах облупленные осенние жёлуди. Пересвистами, от дальних дозоров, пришла весть – кто-то зовёт старшего сына вождя Ижеслава. Мечеслав наставлял отроков в бое на копьях – Ломашко исхитрился задеть сына вождя в плечо, удостоился похвалы и закраснелся, как солнышко на заре, а вот Беляю пришлось краснеть со стыда да со злости – угодил тыльем копья в самый пах стоявшему за спиной Тиве. Со злости кинул копьё наземь – и тут уж, кроме заушины да «ласкового» слова, получил от Мечеслава перевязью за небреженье боевым оружием.
Поручив отроков двоюродному брату, Мечеслав без лишних расспросов отправился к дозору, от которого прилетела весть.
Болото прошёл спокойно. Только какая-то птаха раскричалась в тростниках.
Дозорные развели в овраге костёр-ухоронку – так, чтоб дым вился через ветви старой ели над оврагом, не торчал в небо столбом. Присели около него, грелись от пронизавшей лес слякоти.
Ждал Мечеслава Живко.
