Это я так говорю. На самом же деле ничего я не знаю. Она добивается не моих денег — видит Бог, этого добра у меня не много. Наверное, хочет дом? Или просто избавиться от меня и спокойно спать ночами. От таких мыслей мне дурнеет. Тошнит, в пищеводе огонь, будто я проглотила подожженный керосин. Нельзя курить ночью. Это портит пищеварение. Где моя карманная пепельница, что подарил мне Марвин? Странный, кстати, подарочек — он же ненавидит мою привычку курить.
Куда пропал Марвин? Внизу совсем тихо. Неужели так рано пошли спать?
Все они, все до одного, уходили и бросали меня. Я никогда их не бросала. Видит Бог, все было как раз наоборот.
Когда Джон закончил школу, я не смогла сразу отправить его в колледж — сбережений не хватило. Мистер Оутли устроил его на работу в одну контору, где Джон и осел на несколько лет. Работа не ахти какая, но я все твердила ему, что это временно. По моим соображениям, вдвоем мы смогли бы скопить нужную сумму примерно за год. Чтобы как-то сократить это время и быстрее обогатиться, я послушалась совета мистера Оутли и купила акции. Тогда все так делали. Так было принято.
Я не имела ни малейшего представления о том, как устроен рынок и почему он может в один миг рухнуть. Тем не менее он рухнул, и состоятельные люди стенали, как вдовы ассирийские
[14]
, а мне было сказано, что мои акции с красиво выгравированными на них буквами стоят не больше, чем бумага, на которой они напечатаны.
Тратить время на оплакивание своей судьбы я не стала. Этим делу не поможешь. Первая мысль — Джон должен получить стипендию и учиться бесплатно. Я сказала ему об этом, но он лишь покачал головой. Я рассердилась.
— Не глупи, Джон. Попытка не пытка.
Глаза его потемнели от необъяснимого гнева.
— Не так-то это просто. Ты не понимаешь. Мало кому их дают. Не получу я стипендии ни за что в жизни.
— Но почему?
— О Господи, мать, я уже четыре года как закончил школу. Поздно мне. Да и мозгов у меня не хватит.
— Всего тебе хватит, еще бы тебе за ум взяться, а не разгуливать целый день с твоими, с позволения сказать, друзьями. Если тебе интересно мое мнение, ни один из них ничего собой не представляет.
— Мне не интересно твое мнение, но тебя же это все равно не остановит.
— Не груби, Джон.
— Ладно, прости. Я не хотел.
Наконец мы порешили на том, что будем копить дальше: он продолжит работать и при первой же возможности попытается поступить в университет. Затем контора, где он служил, решила сократить штат, и его уволили. Другую работу он найти не смог. Вдруг оказалось, что работу днем с огнем не сыщешь. Жизнь на побережье стала трудной: именно сюда со всей страны стекались мужчины и целые семьи, очевидно полагая, что нищета приятнее в мягком климате, где расходы на отопление невелики, а фрукты, говорят, в сезон задаром отдают.
За год он сменил две работы. Сначала разливал в бутылки вишневый лимонад на заводе безалкогольных напитков, но оттуда его уволили. Потом ему еще удалось походить с тележкой, продавая попкорн в парке, но пришла зима, и попкорн покупать перестали.
— Я уезжаю, — внезапно объявил Джон. — Возвращаюсь.
— Куда возвращаешься?
— В Манаваку, — ответил Джон. — В дом Шипли. Там я хоть работать смогу.
— Никуда ты не поедешь! — закричала я. — Может, он вообще уже умер. У дома могут быть другие хозяева.
— Он не умер, — сказал Джон.
— Откуда ты знаешь?
— Я ему написал. Он отправил ответ Марвину. Марв ему иногда пишет, ты разве не знала?
— Нет. Он мне не говорил.
На самом деле тут нечему было удивляться: мы с Джоном видели Марвина совсем редко. Он уже несколько лет как торговал красками «Брайтмор»; к тому же он женился на Дорис, и у них уже был годовалый мальчик. Марвин звал меня в гости, но я нечасто к ним ездила, ибо мне всегда было трудно с ним общаться, а уж эту дурочку Дорис я на дух не переносила. И все же мое самолюбие страдало от того, что все это время Марвин поддерживал связь с Брэмом, не говоря мне ни слова.
— Вот так Марвин. Мог бы и рассказать мне.
— Видно, думал, что тебе неинтересно, — заметил Джон.
— Что он тебе сказал? — спросила я. — В том письме?
Джон засмеялся:
— Почерк у него еще тот. Как воробьиные следы на снегу.
— Как он?
— Тебе-то какая разница? — сказал Джон.
Это меня взбесило — я до одури хотела знать, как у него дела.
— Я спрашиваю — как твой отец?
Джон пожал плечами:
— Да нормально. Много он не рассказывал. Какая-то полукровка кухарила у него прошлой зимой, а весной уехала и не вернулась.
— Кухарила, как же, — ехидно заметила я. — Так я и поверила.
— Не важно, — сказал Джон. — Она ему нравилась. Говорит, добрая была.
— Еще бы, как бы иначе она его терпела. — Я не могла сдержать своей горечи. — Что ж он тобой раньше-то не интересовался? Я тебе скажу, зачем он тебя зовет. Со мной поквитаться хочет.
Джон ответил как издалека. Я едва расслышала, что он говорит:
— А он и не звал. Просто сказал, хочешь — приезжай.
— Ты забыл, что это за человек, — сказала я. — Ты там не задержишься. Приедешь и сразу вспомнишь, каково это.
— Я не забыл, — возразил Джон.
— Тогда зачем ты едешь? Ничего хорошего тебя там не ждет.
— Как знать, — сказал он. — Может, все там будет здорово. Может, я создан для тех мест.
Его смех был мне непонятен.
На вокзал я конечно же не пошла. Тем, кто намеревался ехать на поезде зайцем, провожающие матери не нужны — вряд ли имеет смысл махать тому, кто в это время тайком прыгает на движущийся вагон товарняка. Мне было противно, что он едет, как последний бродяга, но денег на билет я не наскребла, а когда предложила занять у мистера Оутли, Джон так запротестовал, что пришлось от этой затеи отказаться.
Я дошла с ним до кованых ворот дома мистера Оутли, а он всю дорогу лишь отмахивался от моих слов и рук — Джон мечтал поскорее уехать, а я мечтала дотронуться до его смуглого лица, каждой черточкой выражавшего нетерпение, но не решалась. Давая ему обычные бессмысленные наставления — береги себя, пиши почаще, — я добавила и кое-что еще.
— И сообщи мне, как у него дела, — сказала я.
Я не верю, что браки заключаются на небесах, — если, конечно, идея не в том, чтобы соединять совершенно не подходящих друг другу людей и смотреть, как они воюют. Нет, ни при чем тут небеса. Что Ему до того, кто с кем сходится или расходится? Но если мужчина и женщина живут в одном доме, спят в одной постели, вместе обедают и растят детей, не так-то просто им расстаться, даже если кто-то из них этого хочет.
