— Увы, на этот раз ты ошиблась.
Она не ответила и снова погрузилась в молчание. Но можно было с уверенностью сказать, что сейчас ее мысли занимает что-то другое.
Возможно, она думала, что, уплыв с родного острова, она постепенно лишится своего дара, унаследованного от прабабушки.
И мысль эта не могла ее не обрадовать. В конце концов, она с детства мечтала избавиться от проклятого дона.
* * *
Дамиан Сентено два дня провел с изящной пуэрториканкой, дочерью какого-то заезжего китайца и мулатки. В борделе она работала не более полугода, но уже хвасталась тем, что, переходя из рук в руки, за день может оказать не менее двенадцати «услуг».
Муньека
[20]
Чанг отличалась от остальных проституток, каковых знавал бывший легионер, не только прекрасными формами тела и гладкой темной кожей, но и тем, что за все это время не рассказала ни одной печальной истории об измене или унижении. Напротив, она с гордостью заявила, что пошла работать в бордель потому, что чувствовала в этом свое призвание, ибо уже в четырнадцать лет испытала «величайший оргазм», и это несмотря на то, что уже тогда спала она с бессчетным количеством незнакомых ей мужчин.
Кроме того, Муньека прекрасно говорила по-английски, по-французски, в совершенстве владела испанским, немецким и китайским языками, и это обстоятельство не могло не удивить Дамиана Сентено.
— Если ты приедешь на Барбадос и станешь работать у меня переводчицей, я тебе буду платить вдвое больше, чем ты зарабатываешь сейчас, — предложил он ей на вторую ночь, проведенную вместе.
— А что ты должен делать на Барбадосе?
— Отыскать кое-каких родственников.
— Вчера ты сказал, что в этом мире у тебя нет никого, ни единой живой души, что у тебя нет родственников.
— А их у меня и нет, — заметил Сентено, не теряя спокойствия. — Это очень длинная история, связанная с наследством.
— Много денег?
— Достаточно.
Она хитровато рассмеялась, одновременно покусывая его грудь в том месте, где проходил длинный шрам.
— В таком случае я поеду с тобой, — сказал она. — Но ты должен будешь платить мне в три раза больше, чем заплатил за эти дни.
— Согласен.
— В котором часу отходит корабль?
— В три. Мне придется уйти пораньше, чтобы достать тебе билет.
Поиски билета помешали в этот день Сентено выкроить время для того, чтобы пойти в портовое управление и официально навести справки у начальника, прежде чем уйдет патрульное судно.
Вероятно, если бы он лучше говорил по-французски или рядом с ним была бы Муньека, сержант, который замещал временно отсутствующего начальника порта, рассказал бы ему, что тот срочно отбыл на соседнюю Гваделупу, где вот уже несколько дней как искали терпящий бедствие баркас.
Дамиан Сентено даже предположить не мог, что в то время, как они с Муньекой отплывали на Барбадос, на аэродроме Форт-де-Франс поднимались в воздух два самолета военно-воздушных сил, у пилотов которых было то же задание, что и у него самого: определить местонахождение старого баркаса, который вышел из Плайа-Бланка три месяца тому назад.
Плавание было недолгим и приятным, ибо в путь они отправились на роскошном трансатлантическом лайнере, а море после продолжительных штилей по-прежнему оставалось спокойным. Муньека же, стоило ей лишь ступить на палубу, тут же превратилась из дешевой шлюхи в восхищенную, воспитанную туристку, отправившуюся в захватывающее путешествие.
— Кто тебя не знает, сказал бы, что ты всю жизнь провела среди светских людей, — заметил Дамиан Сентено. — Ты знаешь так много языков и так хорошо держишься, что я рядом с тобой кажусь жалким деревенщиной.
Она весело кивнула, одновременно опустила руку и крепко сжала в ладони его торчащий, словно подпорка в баре первого класса, член.
— А ты он и есть, милый, — ответила она как ни в чем не бывало и вежливо, словно не делала в эту самую секунду ничего предосудительного, улыбнулась второму помощнику капитана, который ответил ей такой же улыбкой. — Мой муж был послом, и я первые четыре года провела на балах и приемах, но пришла к выводу, что сношаться со всем дипломатическим корпусом, аккредитованным в Лондоне, очень скучно, о чем тут же поставила в известность мужа. Он был очень расстроен, так как любил меня по-настоящему. А потом я сбежала с одним из сутенеров, который заставил меня работать там, где ты меня и нашел.
— Где же сейчас этот сутенер?
— Думаю, разыскивает нас. — Она еще раз с силой сжала его член, заставив Дамиана Сентено согнуться вдвое, чтобы не выдать себя. Она же, по-прежнему сохраняя невинный вид, будто говорила о погоде или о превосходном качестве мартини, добавила: — Однажды я решила посвятить себя одному клиенту — шоферу грузовика. Мой сутенер, когда узнал об этом, так разозлился, что избил меня чуть ли не до смерти, а бедному шоферу изрезал все лицо. — Она покачала головой и закончила: — Этот дурак из Марселя очень груб. Очень груб, но меня такие вещи только развлекают.
— Тебе было весело, когда он бил тебя или когда полосовал ножом лицо того типа? — Получив на свой вопрос утвердительный кивок, Сентено не мог не спросить: — Почему? — И тут же жестом руки остановил ее. — Не торопись отвечать. В Легионе я знавал много шлюх, похожих на тебя. Хотя они, конечно, принадлежали к другому классу.
Муньека Чанг смешно скривила губки и одновременно ослабила хватку, давая тем самым понять, что игра окончена, и выражая удовлетворение его реакцией.
— Все мы, закоренелые проститутки, одного поля ягоды, каково бы ни было наше происхождение, образование или возможности, дарованные нам жизнью, — сказала она. — Нам это нравится! Мы шляемся по миру, охотясь за сказочным оргазмом, который однажды, будучи еще подростками, выдумали себе. Теперь мы верим в то, что он нас где-то ждет. Ничто на земле — ни социальное положение, ни богатство, ни любовь, ни уважение людей — не может заставить нас забыть о нем. Каждую ночь после очередной неудачи мы пытаемся убедить себя в том, что в следующий раз обязательно его поймаем, ибо в нашей жизни вот-вот должен появиться мужчина, который вырвет его из самых наших внутренностей… Потому что даже мы не знаем, где на самом деле находится этот проклятый оргазм.
— И что, он никогда не наступает?
— Естественно, нет. Никогда не наступает, потому что его не существует. Но стоит нам это осознать, как все — нам крышка. Мы падаем бесконечно низко, разрушаем собственную жизнь, но отказываемся до конца признать, что все это время гонялись за призраком. Мы говорим, что его не существует, но в душе все равно продолжаем надеяться на чудо… и обычно заканчиваем свою жизнь на углу, прося милостыню.
— Так значит, и ты из таких?
— Выходит, так.
— Считаешь, что это твоя судьба?
