— Нет! — Себастьян вскочил на ноги и принялся мерить шагами просторную комнату, в которой они все собрались. — Не обманывай себя, мама. Как бы далеко мы ни забрались, за нами по пятам будет следовать страх. Дамиан Сентено станет нашим проклятием на всю оставшуюся жизнь. Этот человек решил идти до конца, а нюху его может позавидовать любая ищейка. Нет! — упрямо повторил он. — Я не хочу провести остаток своей жизни, постоянно оглядываясь по сторонам и вздрагивая от каждого шороха. — Он посмотрел на брата: — А как же Асдрубаль? Какое будущее ждет его? Сентено избрал его своей жертвой, а мой брат еще даже не видел своего преследователя в лицо. Как он будет жить, зная, что любой человек, встретившийся ему на пути, может оказаться убийцей? Это не жизнь, это ад! Разве ты не понимаешь?
— Понимаю, — согласилась Аурелия. — Но неужели вам будет легче жить, зная, что на вашей совести еще одна смерть? Асдрубаль убил того юнца, потому что у него не было другого выхода. Это было все равно что несчастный случай. И он уже сполна за все заплатил. Все мы заплатили… Давайте не забывать жертву, которую принес ваш отец! А теперь вы собираетесь убить еще одного человека! Сколько же тогда мы будем вынуждены заплатить?
— Жизнь такого человека, как Дамиан Сентено, не стоит и ломаного гроша. Тот, кто убивает ради денег, рано или поздно будет убит сам. — Себастьян остановился у перил и посмотрел на плывущую по ночному небу огромную пузатую луну. — Можешь быть уверена, что я не стану испытывать вины, если убью его. Наоборот. Я буду испытывать гордость, зная, что мир теперь, без этого мерзавца, стал намного лучше.
— А я не хочу, чтобы мой сын гордился тем, что убил человека! — Аурелия была непреклонна. — Даже если этот человек Дамиан Сентено. Если он останется в живых, то однажды устанет искать нас. Если же умрет, то станет преследовать нас вечно, до тех пор, пока мы сами не сойдем в могилу. Нет! Мы уходим. Решено!
— Как? — Асдрубаль говорил так тихо, что голос его можно было спутать с шумом ветра, перебирающего пальмовые листья. — Я согласен с тобой, мать. Я знаю, что чувствует человек, который был вынужден убить. Все это время мне было очень тяжело. Никому бы я не пожелал пройти через тот ад, через который прошел сам. Но Себастьян прав. Мы не можем скрываться вечно. Подумай сама: в карманах у нас всего лишь восемьдесят песет, куда мы пойдем с такими деньгами, что будем делать?
— Боже! — Аурелия уже чуть ли не рыдала. — До каких пор Ты будешь подвергать нас испытаниям? Почему Ты пытаешься превратить моих детей в убийц? Что Ты от нас хочешь? Скажи сразу! Чего Ты хочешь?
— Вы можете уплыть на шаланде.
Все посмотрели на Марко Замбрано, на протяжении всего разговора хранившего молчание.
— Как вы сказали?
— Очевидно, что вы умеете обращаться с лодками и море вас не пугает, а это значит, что с острова вы можете уплыть на шаланде. Отсюда до Венесуэлы всего лишь четыреста миль. Если вы мне потом напишите, где оставили лодку, я кого-нибудь отправлю за ней или приеду сам. — Слова почему-то давались ему нелегко, но он, собрав все силы, продолжал: — Как только вы окажетесь в Венесуэле, то сможете затеряться на континенте. Там никто, даже этот самый Дамиан Сентено, не сможет найти вас.
Все это время Марко Замбрано видел только сияющие глаза Айзы, которая неотрывно смотрела на него.
— Почему вы это делаете для нас? — спросила наконец девушка.
— Потому что мама Ша была права. Я никогда не смогу написать твой портрет. А еще я не хочу, чтобы вы кого-нибудь убили. Уходите! На лодке достаточно еды, и я дам вам денег, немного, но на первое время хватит. Я уверен, что вы их мне вернете, когда сможете. Спускайте на воду эту грязную шаланду и бегите отсюда. Если она поможет вам добраться до Венесуэлы, то значит, я прожил свою жизнь не зря — сумел кому-то помочь, сделал что-то хорошее. Пожалуйста! Как можно быстрее бегите с этого острова, который может стать для вас западней.
Все четверо переглянулись, а потом посмотрели на Замбрано.
— Сможете заставить ее плыть? — спросил он.
Себастьян склонил голову в знак согласия.
— Если на «Исла-де-Лобос» мы прошли три тысячи миль, то я вам гарантирую, что на этой шаланде мы буквально пролетим оставшиеся четыреста.
— А я вам гарантирую, что не позже чем через шесть месяцев вы получите свои деньги назад, — сказала Аурелия тоном, не допускающим возражений, и пристально посмотрела на Замбрано. — А еще мы обязательно возместим вам расходы на еду. Я надеюсь, вы мне верите?
— Безусловно, — улыбнулся Марко Замбрано и встал. — А теперь, если всех все устраивает, предлагаю не терять времени даром и начать сборы. Я буду чувствовать себя намного спокойнее, если с рассветом вы выйдете в море.
* * *
Шаланда начала двигаться как бы с неохотой, свойственной кораблям, которые на самом деле терпеть не могут море. Впервые в своей жизни Марко Замбрано смотрел на нее с берега, чувствуя себя при этом глубоко несчастным, так как проклятая лодка уносила прочь единственную девушку, к которой он испытал нечто большее, чем простое физическое влечение. Правда, к грусти его примешивалось и чувство удовлетворения. Всю свою жизнь он старательно бежал от трудностей и проблем и сейчас, глядя на удаляющуюся «Грасиелу», понимал, что ему снова удалось сбежать.
А еще он был совершенно уверен, что даже на смертном одре не забудет удивительные зеленые глаза Айзы, девушки, на лице которой лежало покрывало тайны. Понимал он и то, что мечтать о близости с ней было глупо, а потому хорошо, что она уехала сейчас, пока он не начал страдать по-настоящему.
Ему была ненавистна та тоска, которая овладела его душой в тот момент, когда он впервые увидел Айзу в больничной палате. Он стремился как можно скорее вернуться к прежней размеренной жизни, где не было места тревогам и волнениям, а были лишь живопись, неспешные прогулки по пляжу, коротенькие интрижки с моделями и легкомысленными туристками и веселые вечера в портовой таверне, где можно было забыться за стаканчиком-другим ароматного рома.
Он помахал рукой, отвечая на прощальные взмахи женщин, стоящих на корме. Потом он просто наблюдал за Асдрубалем, который в свою очередь следил за маневрами шаланды, и Себастьяном, крепкой рукой сжимавшим штурвал, и любовался восходом солнца. Море, покрытое мелкой рябью, было зеленым, когда легкий бриз, налетевший с суши, наполнил красный парус шаланды и она, заскрипев, закачалась, набирая скорость.
Внезапно раздался крик, и Марко Замбрано испуганно оглянулся. В конце пляжа появилась вдруг необъятная фигура мамы Ша. Она, продолжая кричать, бежала что есть сил, крепко вцепившись в свою огромную полотняную сумку, полную всякого барахла.
Она махала левой, свободной, рукой в тщетной попытке остановить набирающую скорость лодку. В какой-то момент ноги ее подкосились, и она рухнула прямо на песок, но тут же тяжело поднялась на колени, а потом, продолжая рыдать и выкрикивать какие-то невнятные слова, поднялась. Остановилась она только тогда, когда вода намочила подол ее длинной широкой юбки.
