Ну вот, с Джереми разобрались. Теперь фарфор. Нельзя допустить, чтобы при переезде побился мамин сервиз из костяного фарфора фабрики Споуда.
Хотя внешне Мэрион держалась вполне спокойно, она находилась в некотором смятении. Сцена объяснения с Джереми расстроила ее больше, чем она ожидала. Мэрион старалась держаться твердо и решительно, зная способность Джереми отговаривать ее от принятых решений. Да, им бывало хорошо вместе. Иногда. Он, конечно, очарователен, но совершенно никчемный человек. Не надо было связываться… Но она связалась. Как бы там ни было, с этим покончено. Он очень скоро забудет обо всем, кроме самой размолвки. Жена примет его обратно. Мэрион ни в чем не виновата. Джереми знал, что делал.
Она присела среди коробок перевести дух. Сколько перемен в ее жизни из-за человека, с которым случайно познакомилась за ланчем, из-за непонятно откуда взявшегося экономического кризиса, из-за случайной встречи с Лорой в Хаттон-гардене.
Прощай, дом. Прощай, «Мэрион Кларк. Дизайн интерьеров». Прощайте, заходы на ланч в Лэнсдейл-Гарденс. Хотя дядя Генри прав. Она, конечно, будет приезжать в Лондон время от времени, не бросит старика. Правда, за ним и так есть кому приглядеть: Корри, Роуз, а теперь еще и этот Марк.
Не совершает ли она ужасную ошибку? Не пожалеет ли об этом горько? Но надо же быть гибкой, надо иногда сворачивать с прямого пути. Она недостаточно часто это делала. Шла вперед напролом. Теперь жизнь все-таки заставила ее свернуть. Это случилось.
После ухода Антона Шарлотта продолжала думать о нем. Как не похожи их жизни. Какой контраст. Он очень сильно зависит от обстоятельств. Что ж, она тоже, особенно в последнее время. Но все же ей не пришлось менять страну, культуру, начинать новую жизнь. Да сопутствует ему удача — он этого заслуживает.
Хлопнула входная дверь. Роуз. Сумку с овощами на стол, коротко здоровается. Видно, что чем-то озабочена.
— Приходил Антон. Уже ушел, — сказала Шарлотта. — Это был последний раз. Он очень хотел повидать тебя, я уверена. Антон… Нет, кажется, ничего не просил передать. Забыл, должно быть. Наверное, очень волновался.
— Значит, вы с ним закончили? Правильно. Я купила лосося на ужин — любимая рыба Джерри.
— Интересно, как у него сложится жизнь. У Антона, я имею в виду.
— Ага. — Роуз заглянула в холодильник. — Ага, лимон у нас есть. А то я забыла купить.
— Хотелось бы узнать продолжение его истории…
Дверца холодильника захлопывается.
— Я думала о соусе тартар. Там еще маринованный огурец завалялся.
— А тебе не хотелось бы?..
Роуз стояла с лимоном в руке и думала, казалось, исключительно о том, что приготовить на ужин.
— Знаешь, мама… Извини, но с этими историями… У тебя просто какая-то навязчивая идея.
История? Живешь двадцать лет в пригороде Лондона. Муж, дети, дом, кошка. Походы в супермаркет. А потом кое-что случается. Появляется человек, вот и все. Приходит он.
Ты же не пошлешь к черту все, чем дорожила большую часть твоей жизни, только потому, что влюбилась в иммигранта из Восточной Европы, с которым знакома десять недель. Ты же не сделаешь такой подлости Джерри. И Люси. И Джеймсу.
Не правда ли?
Речь у него в голове текла плавным потоком, сами собой складывались стройные фразы. Он хотел бы сказать ей о том, что думает и чувствует. Не на ломаном и неуклюжем языке, на котором вынужден с ней говорить, а на настоящем, на знакомом ему, на его родном языке.
Он помнит, как во время последней их встречи горестно покачал головой, а она обеспокоенно посмотрела на него и спросила:
— Что-то не так?
— Все не так.
Все.
Стелла сообщает девочкам, что в выходные приедет папа. Они не потрясены, не напуганы, не охвачены безудержным ликованием. Им тринадцать и пятнадцать, их заботит сиюминутное, дочери привыкли, что Джереми время от времени не бывает дома, и не очень задумываются о том, почему его нет и где он. Их больше занимают отношения с друзьями и подругами, новая стрижка, ближайшая поездка в «Примарк». Джереми, конечно, тоже им небезразличен, но не является главным предметом их забот. Они не знают и никогда не узнают, что их родители чуть не развелись. Папа приедет в выходные? Ну что ж, хорошо.
Стелла лихорадочно готовит любимые блюда Джереми: марокканский таджин с мясом молодого барашка, жаркое, приправленное фенхелем, груши в марсале с изюмом и орешками. День урожая, возвращение воина — что-то из этой серии. Вот только Стелла несколько озабочена. Правильно ли она поступает? Стоило ли звать его обратно? Она ведь была готова развестись с ним, а вот теперь оказывается, что нет.
Стелла до смерти боится даже мысли о том, что скажет Пол Ньюсом.
С Джилл они уже поговорили.
— Он… что? Возвращается домой? Ты с ума сошла, Стелла? — взорвалась Джилл.
Стелла сказала, что она не сошла с ума, вовсе нет. Просто она все обдумала, — это почти правда. Они с Джереми очень серьезно поговорили, — совсем не правда. Стелла чувствует, что он никогда больше не позволит себе поступить с ней так плохо, — возможно, даже и правда.
Генри очень доволен тем, как идет работа над мемуарами. Он пишет каждый день, страницу за страницей, каждое утро выдает Роуз очередную порцию. Он вспоминает о былом не то чтобы спокойно, но с приятным трепетом. Как хорошо бывает свести старые счеты, воткнуть шпильку или, наоборот, вдруг вынуть из-за пазухи букет. Конечно, надо быть осторожным, помнить, кто умер, а кто еще жив. А то как бы не привлекли к ответственности за диффамацию. Вдруг кто-то еще доживает свой век в каком-нибудь приюте или готов выскочить из гроба. Но в большинстве своем его герои уже перебрались в мир иной, так что можно ни в чем себе не отказывать.
Генри прекрасно знает, что такое ненадежные свидетельства. Он ведь историк, причем неплохой, хотя его взгляд на эту науку сейчас не в моде. Он прекрасно понимает, что его воззрения весьма необъективны и спорны. Что ж, тем лучше. Нужно поскорее записать и обнародовать их, раз уж Генри имеет такую счастливую возможность, а те, о ком он пишет, — уже нет. Потом пусть потомки разбираются, правильно ли изображены Гарольд Вильсон, Гарольд Макмиллан, Морис Боура, Исайя Берлин и остальные. Генри видит себя этаким Джоном Обри XXI века — не таким, конечно, безответственным болтуном, с более взвешенными суждениями. Эта книга, конечно, украсит и, возможно, завершит список его публикаций: разоблачительных, вызывающих, увлекательных.
— Итак, Роуз, вот сегодняшняя порция. Довольно колкие замечания о Хью Гейтскелле. Вы будете заинтригованы. Так, а почему я не вижу юного Марка, Роуз? Где он?
Пока Генри все это говорил, Роуз неподвижно стояла и смотрела прямо перед собой.
Тут она очнулась, взяла со стола пачку исписанных листов и ответила:
